Залпом допив свое молоко (Несмотря на хорошие со мной отношения, она не рискнула бы оказаться единственным — нетрезвым — человеком в баре для нежити! «Не дразни гулéй», — так она всегда говорит), моя собеседница подуспокоилась:
— Ты тогда оказалась просто спасением: когда такая толпа стоит и все больше и больше пыжится, лишь бы не показаться дураками — я думала, они лопнут!
— И только этот… «творец», как петух, среди зала! — припомнила я, пригубляя… ох, вам лучше не знать, что!
— Аха. А тут ты, — она снова смеялась, радостно и беззаботно, как будто ее жизнь будет длиться вечно. Может, именно из-за этого смеха я тогда прервала свою охоту, — Крис, надеюсь, никогда не узнает, какова была ее роль! — и она стала миом единственным другом-человеком. И единственным другом вообще, ибо в мире за смертью правят уже совсем другие… чувства.
— Так что со стихами? — вернулась, наконец, Кристи к первоначальной теме. Я в нерешительности снова пробежала пальцами по обложке.
— Ну, судя по тому, что я успела прочесть, они ужасны.
— Тогда так автору и скажи! — Кристи как всегда безапелляционна. Но для меня сейчас все не так просто. Крис заметила мое замешательство — каким-то образом она научилась угадывать мое состояние, порой непонятное мне самой, с полвзгляда.
— Это кто-то из Клана? Кто-то особенный?
Особенный? Видимо, для меня в этом и впрямь есть что-то особенное.
Тяжело вздохнув, я провела когтем по краю стакана. Давно мне не приходилось испытывать подобных чувств. Давно? Нет, никогда еще я не ощущала себя столь неуверенной и подавленной — никогда в моем новом… состоянии.
— Ей было шестнадцать лет. То есть, исполнилось бы через пару месяцев, если бы она не умерла парой месяцев раньше. Самоубийца, — мне не нужно было смотреть, чтобы понять настроение собеседника, но я подняла глаза на Кристи. Наверное, сейчас мне нужно было ее… понимание? Сочувствие? Поддержка? Я действительно чувствовала себя странно!
— Худющая, бледная. Остренькое маленькое лицо, круги вокруг глаз почти черные. Еще совсем свежая, даже не начала формироваться — ни когтей, ни клыков, кожа еще мертвая, немного серая и в росе… А глаза как у испуганной мышки, огромные, из-за синяков вовсе на пол-лица. И привел ее такой же… Постарше, может, месяца на три, уже почти в форме. Через пару лет войдет в силу — должен выйти неплохой вампирчик, возможно, даже войдет в Клан. Если у него будет эта пара лет…
Кристи покачала головой:
— В твоем мире трудная жизнь…
— Если бы она не была такой, вы, — я довольно резко ткнула в ее сторону пальцем, — люди, давно бы вымерли!
Она тут же отмахнулась от меня:
— Ладно, больше не буду. Так что с ней, с твоим юным умертвием? И не размахивай больше руками — посетители за ближайшими столиками уже нервничают, — да, видимо, я и впрямь не в себе из-за этой девочки.
— Может, ты видишь в ней что-то от себя? — видимо, мои мысли как-то просочились наружу… — Хочешь уберечь ее от каких-то ошибок, которые совершила когда-то сама?
— Нет. У нас, если после очередного шага ты остался жив, значит это не ошибка. Каждый идет свой дорогой или сдается и остается на месте. Становится зомби или чем похуже.
— Во Тьме нет путей, я помню, — Крис явно загрустила, и через ее грусть стала проступать тревога. Как я была удивлена когда-то, когда поняла, что это беспокойство не о себе, а… обо мне! Звучит, наверное, забавно, но мне от этого становится почему-то жутковато.
— У нас нет ничего общего. И мне не от чего ее ограждать. Она стала одной из нас не по собственной воле, а по недомыслию, — Крис с сомнением хмыкнула, но я не дала ей сбить меня опять. — И она никогда не достигнет большой силы. И больших неприятностей. Тихо оттлеет и тихо уйдет — ни великих свершений, ни ужасных грехов.
Крис смотрела на меня с сомнением и как будто с жалостью. Опять!
— Ты хочешь презирать ее. Ты знаешь, что должна ее презирать, как презираешь неразумную тварь, по глупости наносящую вред себе и другим. Но ты почему-то не можешь найти в себе силы, чтобы оттолкнуть ее и уйти безразличной, — она покачала головой так, как только она умеет — так, что я почувствовала себя почти несчастной. — Сначала тебе нужно разобраться в себе: что именно так тянет тебя к ней?
Она права, я отлично это знала. Кажется, эта смертная могла бы зарабатывать на психоанализе нежити, если бы не было очень высокого риска того, что ее съест первый же клиент.
Я честно постаралась заглянуть в себя, но когда пялишься на стену в абсолютно темной комнате, все равно ничего, кроме искр перед глазами, не углядишь. Если ты человек, по крайней мере. Мои же духовные глаза были хуже простых человеческих: у мертвых нет души.