Минут через десять начался дождик. Мне то ничего, у меня кабина с колпаком, а вот Андрею, наверное, неприятно. Ладно бы спрятаться можно было, но ведь нет, его задача за тылом бдить, дабы обнаружить заранее если кто сзади подкрадываться вздумает. Рации у нас нет, но для форс-мажора мы веревочку придумали, протянули от него ко мне, если понадобится, он дёрнет, а я увижу. Не панацея, но так, на худой конец пойдёт.
Я тоже не расслаблялся, головой крутил во все стороны. Даже шею натёр о воротник, пришлось нечто вроде шарфа организовывать.
Летим полчаса, по-прежнему всё нормально. Скорость чуть увеличил, до двухсот тридцати, так чтобы в экономрежиме оставаться, и над тучами поднялся, от дождя прячась. Внизу пасмурно, серо, а здесь красота, солнышко светит, ничего сверху не капает. Единственное неудобство — земли не видно, надо будет иногда спускаться, чтобы курс скорректировать.
Говорят что профессиональные лётчики могут ориентироваться по солнцу и стрелкам часов, и вроде таблица у них даже какая-то имеется. Я тоже так пытался, но получалось плохо, поэтому мне проще спустится, убедится что правильно лечу, и обратно, к солнышку. Благо несложно это.
Убаюканный таким режимом, едва не проспал появление чужого самолета. Андрей за веревочку дёргал, но как потом выяснилось, зацепилась она за что-то, не сработала.
Заметил боковым зрением в последний момент, вильнул резко, и только чувствую удар сильный, да боль в плече.
Больно, но адреналин глушит. На раздумывания времени нет, штурвалом туда-сюда, земля с небом наперегонки местами меняются, а чёрный истребитель с рёвом мимо проходит.
Не теряя его из виду, кое как выравниваю машину, и привычно добавляя оборотов, топлю в облака.
А время будто замирает. Вниз скорость хорошо набирается, быстро, а вверх как-то не очень. Сердце бьётся — вот-вот выпрыгнет, дышать тяжело, головой кручу во все стороны, и тут Андрей стрелять начинает.
Не понимаю сначала куда, немец вроде вперед ушёл, и никак не может позади оказаться. Но поворачиваюсь, а он на хвосте висит.
Тут уже не до облаков, земля с небом опять вперемешку, но вроде отстал. Только выдохнул, а Андрей снова стреляет. Выстрелы почти не слышны, но стрельбу ощущаю всем телом. Головой кручу, ну как так? Куда он палит? И тут вижу немец сверху пристраивается. Но откуда? Он ведь только что пролетел вниз, и за такое время никак не может оказаться над нами. Второй? Похоже.
Роняю машину на правое крыло, штурвал на себя тяну, и едва не вырубаясь от перегрузки, молюсь об одном — чтобы крылья не отпали. Самолёт без крыльев летать не может, а парашютов у нас нет.
Немец пытается предугадать, но такого манёвра не ожидает, и на мгновение попадает в прицел.
Этого достаточно. Трассер упирается прямо в кабину, уходит ниже, и закрутившись вокруг своей оси, мессер летит к земле.
И тут уже без разговоров, из штопора ему не выйти. Но радости нет, руку почти не чувствую, и в глазах темнеет.
В голове только одна мысль, — облака.
Выравниваю машину, штурвал на себя, газ «в пол», но тут замечаю промелькнувшую сверху тень, это второй истребитель, всё таки я был прав. Планы меняются, до облаков не дотяну, но и делать чего не знаю. Кручу головой, никого не вижу, хотя это ничего и не значит. В машине хорошо, посмотрел налево, посмотрел на право, а тут прилететь может откуда угодно. Сделает сейчас круг, да зайдёт снизу. Или сверху, как коршун на мышь. Чувствовать себя мышью не приятно, но никаких других сравнений в голову не приходит.
Выстрелы опять скорее чувствую, чем слышу, и уже выделяю знакомые нотки, это Андрей подключился. Куда стреляет непонятно, но оно и неважно, главное уйти от погони.
Не знаю как техника выдержит, мотор ревёт так, будто вот-вот взорвётся. Тяну штурвал, а сам думаю про тягу поменянную, нагрузки запредельные, не лопнет ли?
А немец снова на хвосте, и надо опять крутить. Наверное был бы я летчиком, поостерегся бы такие финты выделывать, но я не летчик, и меня не учили, поэтому полагаюсь только на собственные ощущения.
Скорость. Просто жизненно необходима скорость. Немец чуть придавит тапок, и как пращей пущенный вылетает. А у меня техника не предназначена для таких ускорений. Но надо.
Штурвал от себя, обороты на максимум, и к земле. Сколько тянуть? — Не знаю. Всё по наитию. Скорость почти четыреста, самолет трясёт так, что кажется уже немного, и каюк. Оборачиваюсь, — немец не отстает. Это для меня быстро, а он даже не напрягается. Но подождём.
Скорость ещё растет, земля уже пугающе близко. Триста, двести, сто — из-за всех сил тяну на себя, даже травку уже вижу в подробностях; цветочки, листики. Штурвал потяжелел так, что кажется сухожилия лопнут, напрягаю всё что можно, последние резервы жгу, усилия такие что глаза из орбит лезут, но не зря, в последний момент, но он всё же поддается.