А как ответить? Я даже представить боюсь что будет, если наше открытие станет достоянием общественности. Что скажут родственники тех кто уже умер, когда узнают что у нас давно было лекарство? И доказать, хоть что-нибудь, в данном случае станет уже категорически невозможно.
Закончив с тетей Клавой, шприц Аня убирать не стала, и поднявшись, задумчиво осмотрелась вокруг себя.
— Возле окна кровать, что скажешь? — спросила она.
Я посмотрел, но никакой дымки над человеком не было.
— Вроде не собирается помирать.
— Хорошо. Пойдём. — и увлекая меня за собой, она двинулась к окну. В кровати лежал глубокий старик, наверное не из наших. Во всяком случае, я такого не помню.
Аня присела возле него, и улыбнувшись, предупредила что сейчас будет немножечко больно.
Колола так же долго, но когда в шприце оставалось совсем немного, старик захрипел, дёрнул несколько раз ногами, и выпучив глаза, резко обмяк.
Доделав инъекцию, Аня спокойно вытащила иглу, и приложила к месту укола ватку.
Я понимал для чего она так сделала, но сам факт хладнокровного убийства, хоть и во благо, казался чем-то неправильным.
А смысл её действий был прост. Ей нужно было узнать что будет, если кровь дворфа вколоть ещё не умирающему человеку. Ведь если бы всё получилось как в других случаях, можно было бы не заморачиваясь, сразу проколоть всех заболевших.
— Поправляйтесь. — наклонившись к уже мёртвому старику, громко — так чтобы услышали лежащие вокруг люди, сказала Аня, и не меняя выражения лица, пошла к лестнице.
Я двинулся следом.
— Рано или поздно, всё равно узнают. — когда мы вышли на улицу и отошли подальше, заявила она.
— Тогда зачем скрывать?
— Пусть лучше поздно.
Я и сам об этом думал. Знай мы наверняка что дело ограничится лишь выздоровлением — тогда ещё пол беды, но на моём примере уже понятно что не ограничится. Регенерация, — я так подозреваю что теперь меня можно убить лишь срубив голову, плюс усиление всех базовых чувств, ну, или, как минимум, обоняния со зрением. Даже одно это делает из обычного хомосапиенса, — сверхчеловека. А если будет ещё что-нибудь? Не знаю — взгляд сквозь стены, телекинез, телепатия. Тогда что? Рождение новой цивилизации?
Но это при самом позитивном раскладе. А ведь может быть ещё и по-другому, чему невероятное количество примеров в той же фантастике. Оборотни, вампиры, зомби — всему что считалось нереальным, мы нашли здесь подтверждение. Что, если тот же Клаус, такой же мутант как и я, только с другими способностями? А ходячие мертвецы с завода, может они тоже кровушки попробовали?
Вот и выходит что по-хорошему, прежде чем применять, нужно проверить последствия, жаль только что умирающие люди ждать не могут.
Но в итоге всё вышло совсем не так. В тот же день мы выяснили что кровь дворфа не сворачивается, — во всяком случае какое-то время, и ещё раз потревожили Володеньку. Семь доз — так Аня оценила объём добытого. Обычно спокойный как танк, Володенька в этот раз вёл себя иначе. Он вздрагивал, крутил головой, и мне даже показалось что ему больно. Поначалу я не придал этому значения, мало ли что с ним может быть — живое существо всё таки, но когда он зарычал на меня, понял что всё серьёзно.
— Ему не нравится. — озвучила очевидное Аня. — Может он устал? Я не чувствую его мыслей...Очень странно...
Мне и так никогда не удавалось пообщаться с монстром, поэтому для меня ничего не изменилось. Нервничает, злится — это я видел, ну а что там в башке у него, — неведомо.
Тем временем Володенька поднялся на все четыре лапы, и перед тем как растаять в воздухе, огласил округу страшным рыком. Уж насколько мы тут привычные ко всему, а тут даже коленки затряслись. Умом-то я не боялся его, но едва удержался чтобы на месте устоять. — Наверняка воздействие на мозг какое-то.
Судя по реакции Ани — а она буквально вжалась в меня, Володенькин рык и на неё подействовал подобным образом.
— Что это с ним? — когда очертания монстра совсем растворились в воздухе, не сразу смогла произнести она.
Я пожал плечами. Мы настолько привыкли к Володенькиному безразличию, что этот «взрыв непослушания» казался чем-то фатальным.
В этот день мы его больше не трогали, и вызвали лишь следующим утром. Вот только как не просили, как не уговаривали, но поднимать чешуйки — так чтобы можно было взять кровь, он отказывался.