— Вон! Вон оно! — оглушил не отрывавшийся от бинокля Андрей, и вцепившись в руль, всучил мне бинокль — На! На посмотри! Я порулю!
О том что он увидел там нечто совсем необычное, я догадался. Мне даже показалось что он, всегда сдержанный, в этот момент готов был выскочить наружу и побежать впереди уаза.
Поэтому, прильнув к окулярам, я внутренне подготовился удивляться, но увиденное просто лишало дара речи.
Перед нами стоял кукурузник. Самый обыкновенный советский кукурузник. Помятый нос, оторванное крыло и разлохмаченные остатки хвоста говорили о том что посадка была вынужденной, и то что мы приняли за передачу, было обычным сигналом бедствия.
— Охренеть! Охренеть! — раз за разом повторял Андрей по мере того как мы приближались.
Я конечно не гуру, но то что это был именно АН-2 мог поклясться, — чего чего, а уж кукурузник ни с чем не перепутать.
Метров за сто, — на всякий случай, я остановил машину, и достав из ящика между сиденьями револьвер, решительно хлопнул дверью.
— Фига-а себе-е... — когда мы подошли поближе, присвистнул сосед. — Настоящий...
Видимых повреждений было не так много; шасси, разбитые окна кабины, рваные дыры в крыле, да наверное сам винт, — самолет стоял уткнувшись носом.
— Хорошо он сел. — обойдя машину, я заглянул в дыру сбоку. — грамотно...
— Ага... Вон след какой оставил... Повезло...
Длинная, метров наверное за тридцать пропаханная обломанным шасси борозда, резко выделялась на фоне выжженной земли, а раскиданные вокруг камни только добавляли пейзажу нереальности.
— Ущипните меня... Может я сплю? — подойдя вплотную, Андрей подтянулся на руках, и заглянул в разбитое окно кабины.
— Тогда это какой-то неправильный сон, коллективный....
Заинтригованный, я осторожно прикоснулся к закрытой двери, и убедившись что она не кусается, потянул на себя ручку.
Внутри ничего не было. Абсолютно. Ни кресел, ни груза, — вообще ничего. Голые борта да клёпанный пол. И запах. Сильный запах тухлятины.
Закрыв рукавом нос, я прошел внутрь, и открыв двери кабины заглянул внутрь.
Два черных кресла, древняя панель приборов, утыканная тумблерами да стеклянными окошечками приборов, и на полу, ногами ко мне, источник вони — человеческий труп. Не совсем ещё разложившийся, но уже знатно попахивающий.
Обычный мужик. Вроде блондин. Опухшее и почерневшее лицо, глаза закрыты. Кривой оскал — почти усмешка, едва прячет желтоватые зубы. Одна рука откинута назад, другая неестественно вывернута.
Шлема на нём нет. Серый, выдавший виды комбез в пятнах машинного масла, засаленный воротник рубахи, на ногах кожаные сапоги, на боку кобура с пистолетом. Вроде всё.
Плотнее закрыв нос я перешагнул через тело, и стряхнув с кресла летчика осколки, аккуратно присел.
Пыли немного, явно самолет стоит тут недолго, но это и по состоянию трупа понятно. — Неделю, плюс-минус. Хотя я не спец, поэтому могу ошибаться.
Осмотрев панель и заглянув везде куда только можно, я ничего не нашёл, оставалось лишь обыскать тело пилота, но от запаха уже слезились глаза, и я, едва не свалившись — запнулся за ножку кресла, выскочил на улицу.
Глава 8
— Похоронить бы его... — свешиваясь наружу чтобы продышаться — запах в кабине убивал, произнёс Андрей, — человек всё же...
— Похороним. Обыскал?
— Так точно. Пекаль только, тт-шник.
— Поищи получше, не может так быть чтобы совсем ничего... — я надеялся что на теле будут какие-нибудь документы, или что-то подобное, но единственное что нашлось — коробок спичек и обломанный карандаш.
Так что наши надежды чем-нибудь разжиться оказались тщетны, а к миллиону вопросов прибавился ещё один — чей кукурузник мы обнаружили в сухой казахской степи.
Естественно, кроме того что уже узнали, мы узнать не могли, поэтому, поковырявшись ещё какое-то время у необычной находки и похоронив пилота, мы вернулись к машине.
«Прием, как слышно, прием...» — ожила рация.
— Слышу хорошо! — едва не выронив её из рук, щелкнул клавишей Андрей, — Приём! Вы куда подевались?
Как мы и предполагали, наши нивоводы тоже заметили руины и двинули к ним, ну а рацию конечно же оставили в машине. Причём судя по расплывчатым объяснениям, там они обнаружили что-то серьёзное, и, скорее всего не очень радостное.
В чём мы и сами вскоре убедились.
Останки саманных домишек этого села, или скорее аула — всё-таки казахская территория, до превращения в руины были вполне жилыми: Белая известь свежеокрашенных стен, чистые стекла разбитых окон, аккуратно подрезанные кусты смородины и крыжовника на вытоптанных лошадьми огородах — всё это говорило о том что ещё недавно тут жили люди, и, скорее всего, они оказались здесь точно так же как и мы. Вот только их аул, в отличии от нашей станицы, расположен был почти на самом краю казахской географии, и населяли его, скорее всего, одни старики.