Ему не удавалось смирить дыхание или унять дрожь. Он обонял собственный пот.
Днем в их жилье горело несколько ламп, но некоторые из них оставались выключенными, и теперь он быстрым шагом переходил из комнаты в комнату, зажигая все лампы и потолочные светильники. Все шторы и жалюзи были плотно закрыты еще во время прежней ночной пытки, и он даже случайно не мог увидеть темноту за окнами.
Сумев взять себя в руки, он позвонил в гриль-кафе «Транквилити», сказав Сэнди, что неважно себя чувствует, а потому закрылся пораньше. Он попросил их оставить дневную выручку у себя до завтрашнего утра и не беспокоить его сегодня, когда они закроют кафе.
Его подташнивало от едкой вони собственного пота — не столько от запаха, сколько от полной утраты контроля над собой, которую символизировал этот запах. Он принял душ, вытерся насухо, надел свежее нижнее белье, закутался в плотный теплый халат, сунул ноги в тапочки.
Прежде, несмотря на обескураживающе невнятное предчувствие, он мог спать в темной комнате, хотя тревога мучила его и он усмирял ее пивом. Но два дня назад, когда Фей уехала в Висконсин, он смог уснуть только при включенной лампе, стоявшей на ночной тумбочке. Этой ночью ему опять потребуется успокаивающий свет.
А когда Фей вернется? Сможет он, как раньше, спать в темноте? А если Фей выключит свет… и он начнет рыдать, как испуганный младенец?
От мысли о надвигающемся унижении он заскрежетал зубами и переместился к ближайшему окну.
Он коснулся рукой плотно натянутой шторы. Помедлил. Сердце выдавало приглушенную автоматную очередь.
Для Фей он всегда был сильным, скалой, на которую она могла опереться. Настоящий мужчина обязан быть скалой. Он не должен подвести Фей. Он обязан справиться с этой странной болезнью до ее возвращения из Висконсина.
Во рту стало сухо, руки снова задрожали, когда Эрни подумал о том, что может находиться за стеклом, пока еще занавешенным. Но он знал: единственный способ победить болезнь — бросить ей вызов. Такой урок преподала ему жизнь: будь смелым, бросай вызов врагу, вступай с ним в схватку. Эта философия действия неизменно выручала его. Должна выручить и теперь. Окно находилось на тыльной стороне мотеля, за которой лежали луга и холмы необитаемого нагорья, и единственный свет здесь исходил от звезд. Он должен раздвинуть шторы, встретиться лицом к лицу с этим мрачным пейзажем, взять себя в руки, выдержать. Эта стычка станет очистительной, вымоет яд из его организма.
Эрни раздвинул шторы и стал смотреть в ночь, говоря себе, что эта полная чернота не так уж глубока и чиста, не так уж бесконечна и холодна, вовсе не зловеща и не представляет для него никакой угрозы.
Но пока он, не двигаясь, смотрел, части тьмы за окном, казалось, начали двигаться, сливаться друг с другом, образовывать плохо видимые, но все же достаточно ощутимые фигуры, комки пульсирующей, более плотной черноты внутри более обширной, — прыгающих призраков, которые в любой момент могли добраться до его хрупкого окна.
Он сжал челюсти и прижал лоб к ледяному стеклу.
Бескрайние невадские пустоши, казалось, раздались еще больше. Он не видел гор, спрятанных за пологом ночи, но чувствовал, что они волшебным образом отступают, долины между ним и горами расширяются на сотни миль, на тысячи, быстро растут в бесконечность — и вот он уже оказался в центре пустоты, громадной, просто невообразимой. Со всех сторон его окружали пустота и беспросветность, не поддающиеся описанию, превосходящие его слабое воображение: страшная пустота справа и слева, спереди и сзади, наверху и внизу — и он вдруг понял, что не может дышать.
Это было гораздо хуже всего, что он чувствовал прежде. Страх, который проникал в самое нутро. Бесконечный. Шокирующе сильный. И безраздельно властвующий над ним.
Он вдруг почувствовал весь груз этой огромной тьмы, — казалось, она неумолимо соскальзывает на него. Бесконечно высокие стены тяжелой тьмы рушились, стискивали его, выдавливали из него дыхание. Он вскрикнул и отпрянул от окна.
Шторы с тихим шуршанием сошлись, и он упал на колени. Окно снова было зашторено. Темнота была спрятана. Вокруг него царил свет, благословенный свет. Он опустил голову и вздрогнул, заглатывая воздух.