Нил настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не сразу услышал Фебу, которая чуть раздраженно спросила его:
— У тебя с этим какие-то проблемы?
В ее голосе прозвучала вызывающая нотка, но когда он заглянул ей в глаза, то заметил все ту же уязвимость, какую-то глубинную вспышку, свидетельствующую о том, что внутри нее что-то сломлено. Какое-то мгновение Нил молча смотрел на Фебу, стоявшую перед ним на коленях и в своей футболке и трусиках в цветочек похожую на маленькую девочку, которая ожидала, когда ее отнесут в постель, — или на тяжело больного человека, ищущего отпущения грехов.
— Ни малейших, — помедлив, ответил он.
11
Они ехали по автостраде Генри Гудзона в машине, которую вместе с Джиллиан взяли напрокат, и Вон вспоминал, как проходили рождественские праздники в его жизни. Рождество на Мадагаскаре, когда он с несколькими членами их группы всю ночь пьянствовал под неистовые серенады обезьян-ревунов. Рождество на шхуне ловцов крабов во время шторма в Беринговом море, когда, привязанный к стреле грузовой лебедки и промерзший до костей, он при каждом ударе крутой волны подвергался постоянной опасности и мог потерять руку или ногу, а то и вообще погибнуть. Почти таким же «веселым» было Рождество в Танзании; работники гостиницы, где он жил, по случаю праздника решили отказаться от обычной еды племени сукума и приготовили «традиционную американскую» пищу: жареную индейку, жесткую, как седло из воловьей кожи, студенистый соус из консервированной клюквы и превратившиеся в месиво какие-то овощи неопределенного происхождения.
Это был парад воспоминаний, не очень приятных, но, безусловно, колоритных. Однако он не мог сказать, чтобы хотя бы раз за все эти годы тосковал по дому. Возможно, потому что для него идеальная сплоченность семьи всегда так и оставалась недостижимым идеалом. Приятные воспоминания детства у него, в основном, были связаны с матерью Абигейл. Их с Лайлой родители были слишком заняты своими делами (а мать к тому же еще и пьянствовала), чтобы уделять этому празднику какое-то внимание, кроме беглого одобрения. И только Розали всегда следила за тем, чтобы елка была должным образом украшена, на двери висел рождественский венок, а на улице перед домом сияли гирлянды лампочек. Она также настаивала, чтобы елка была настоящей, хотя его мать и говорила, что искусственная более «практична». И если подарки, которые приносил Санта-Клаус, оказывались именно теми, о которых они с Лайлой мечтали, то и в этом была заслуга Розали.
Рождественский обед в их доме всегда был королевским пиршеством, к которому готовились несколько дней. Их слабенькое семейное единство, очень хрупкое и сохраняющееся только благодаря стараниям и терпению домоправительницы, которая заботливо подклеивала каждую его трещинку, в такие праздники казалось достаточно реальным. Вон помнил, как смотрел через стол на лица родителей и сестры, освещенных сиянием зажженных свечей, на прекрасно поджаренного блестящего рождественского гуся, которого Розали ставила в голове стола, и все это ему очень нравилось. Но ощущение это длилось недолго. Как и весь этот день, все быстро тускнело в памяти. На следующее утро мать снова укладывалась в постель с одной из своих очередных «головных болей», а отец опять уносился в офис, словно человек, отчаянно бегущий из горящего дома. Сейчас Вон ехал к сестре, чтобы отпраздновать с ней Рождество в первый раз за… да, по меньшей мере прошло уже лет пятнадцать с тех пор, как они отмечали его вместе.
А возможно, это будет и последний.
Лайла не должна знать, что результаты его последних анализов были совершенно не обнадеживающими — лейкоцитарная формула крови не реагировала на курс лечения так, как на это рассчитывал доктор. И эта новость только обеспокоит ее. А у нее и так хватает своих собственных проблем.
Этот день обещал быть примечательным и по другим причинам. Во-первых, там, совсем рядом, в большом доме будет Абигейл. Не беря в расчет напряженные отношения между ней и Лайлой, он понимал, что будет досадно находиться так близко от нее физически и все же достаточно далеко с точки зрения того, что он называл «ее другой жизнью». По всем правилам он должен был бы считать вполне удобным заглянуть к своей старинной подруге, чтобы пожелать ей счастливого Рождества. Но Вон также знал, что все это закончится ощущением, будто он ведет себя назойливо. Кроме того, уютная домашняя сцена, которую он, скорее всего, там увидит, определенно вызовет у него депрессию. Потому что за последнее время в его отношении к Абигейл произошел существенный сдвиг: то, что начиналось как прогулка по аллее воспоминаний, сейчас перешло на территорию более опасную, чем все, что ему встречалось в его путешествиях.