— Как красиво! — сдавленно прошептала она. — Чье это?
— Владельца этого дома зовут Игнасио Фуэнтес, — ответил Хесус. — На то, чтобы вырезать эти фигуры, у него ушло более десяти лет. Каждое Рождество он добавляет еще одну, новую. И каждый год все больше и больше людей приходят сюда, чтобы восхищаться его работой. Сначала это были просто люди, жившие по соседству. Теперь же сюда приезжают со всего города. Об этом даже писали в газете.
Выйдя из машины и подойдя к ограде, они молча стояли и любовались сценой рождения Христа. Когда же Консепсьон наконец повернулась к нему, в глазах ее стояли слезы.
— Откуда ты знал?
— Знал — что?
— Что это будет для меня самым лучшим подарком.
Всего несколько минут назад она чувствовала себя настолько уставшей, что не могла думать ни о чем, кроме теплой постели, которая ждала ее дома. Теперь же, увидев это чудо, Консепсьон впервые после смерти дочери ощутила, что в ее душе просыпается надежда. Надежда на то, что однажды она найдет способ, как ей пережить свое горе.
Хесус только улыбнулся и одной рукой обнял ее за талию. Так они и стояли, объединенные общим молчанием; казалось, что в этот час они были здесь единственными живыми существами, если не считать кота, проскочившего мимо них и скрывшегося в кустарнике.
А потом, прежде чем она успела опомниться, Хесус поцеловал ее. Его губы мягко прижались к ее губам; он словно чувствовал, что она ждет нежности, потому что уже не помнила, когда мужчина так обращался с ней. Это было непривычное и в то же время удивительно знакомое ощущение. Но знакомое не так, будто они уже целовались раньше, а так, словно они занимались этим годами.
Оторвавшись от нее, Хесус прошептал:
— А лучший подарок мне — это ты. С первого момента, увидев тебя спящей под пальмой, я знал, что ты мне послана Небесами.
Консепсьон была тронута, но не могла ответить ему тем же, поэтому она только коротко усмехнулась и, вспомнив о суровом испытании в пустыне, сказала:
— Я скорее больше похожа на адское пламя.
Он улыбнулся.
— Тогда у меня еще больше причин заботиться о тебе.
Она отстранилась от него, с сожалением качая головой.
— Если ты просишь меня остаться, то, боюсь, я не смогу этого сделать, — заявила она с прежней твердостью.
Но при этом Консепсьон чувствовала, что какая-то ее часть страстно хотела, чтобы она осталась здесь, с Хесусом. Навсегда. Чтобы она могла забыть о своем прошлом и оставить мертвых покоиться с миром.
Хесус смиренно склонил голову, но Консепсьон заметила огонек надежды в его глазах.
— Да, но это не означает, что ты не можешь сюда вернуться. По крайней мере, подумай над этим.
Она медленно кивнула и, тщательно подбирая слова, осторожно ответила:
— Я не могу тебе ничего обещать.
На мгновение задумавшись, Хесус попытался заглянуть ей в глаза, а затем тяжело вздохнул.
— Está bien[95], — сказал он. — Просто знай, что, когда все закончится, я буду ждать тебя.
При мысли об этом по спине у нее пробежал холодок. Консепсьон вдруг поняла, что, учитывая относительно короткий срок их знакомства, она, возможно, будет скучать по Хесусу больше, чем ей хотелось бы. Осознав это, она пришла к выводу, что где-то в глубине ее души просыпается новая любовь.
Хесус испытывал по отношению к ней те же чувства.
На короткий миг Консепсьон позволила этому неожиданному открытию засиять во всей красе, как яркие праздничные огни, заливавшие своим светом все вокруг, и в очередной раз испытала искушение закончить свое путешествие здесь, оставшись с Хесусом в Лос-Анджелесе, где она будет любима и окружена заботой. Но она знала, что это невозможно.