— Жаль, что ты этого не сделала, — произнес Кент пустым голосом, в котором слышалось осуждение.
— Мне тоже жаль. — В глазах ее было раскаяние.
— А что стало с ним? — спросила Феба.
— С дядей Рэем? — Абигейл покачала головой; стыд, который она когда-то ощущала так остро, вытекал из нее, словно гной из застарелой раны, вскрытой скальпелем. — Не знаю. Нет нужды говорить, что после того как я уехала оттуда, у меня не было желания связываться ни с ним, ни с моей тетей. Я только знаю, что сейчас они оба уже умерли.
— Я бы хотела, чтобы мистер Гварнери тоже умер. — Феба, которая всего несколько минут назад сидела ссутулившись и смотрела в пол, источая волны ненависти к самой себе, сейчас выпрямилась. В глазах ее горел гнев. — Почему я должна торчать в этой психушке, тогда как он продолжает жить своей жизнью, словно ничего не произошло?
— Вот это уже совсем другая позиция. — Лицо Кента несколько просветлело.
— Не волнуйся. Ему не удастся так легко отделаться, — пообещала Абигейл.
Но Феба уже спряталась в свою ракушку и капризно спросила:
— Но вы ведь не будете ему рассказывать?
Интересно, подумала Абигейл, чем вызвана такая реакция: она боится быть выставленной на всеобщее обозрение или просто защищает своего учителя? Видимо, понемногу и того и другого. Однако обсуждать это не приходилось.
— А я и не собираюсь ничего говорить, — твердо произнесла Абигейл. — Он сам все расскажет в суде.
После приема у доктора Кент проводил Абигейл до стоянки. Медленно идя рядом с ним, она чувствовала себя напуганной и выдохшейся, как будто работала сутки напролет без отдыха, заправляясь одним только кофеином. Что касается Кента, то за последний час он очень изменился и выглядел постаревшим лет на десять: плечи его поникли, а на лице появились глубокие морщины, которых она раньше не замечала.
— Если бы я мог, я придушил бы этого ублюдка голыми руками, — со злостью прорычал он, когда они шли по дорожке.
«Это первый раз, когда он, наверное, пожалел, что дал клятву Гиппократа», — подумала она.
— По меньшей мере мы получим удовлетворение, когда увидим его раздавленным, — напомнила ему Абигейл. Доктор Эрнст уберег их от необходимости звонить в полицию. После приема он пригласил их с Кентом к себе в кабинет и сказал, что он уже сообщил об этом властям, как того в подобных случаях с несовершеннолетними требовал от него закон. Из его слов следовало, что ордер на арест учителя Фебы мог быть предъявлен ему уже в тот самый момент.
— А как ты? С тобой будет все в порядке? — Кент бросил на нее озабоченный взгляд.
— Меня немного трясет, но я держусь, — ответила Абигейл.
— Хорошо. Потому что я хотел бы разобраться, что там только что произошло. — Он резко остановился, и его глаза, унылые и безжизненные всего минуту назад, яростно загорелись. — Господи, Абби, я не могу поверить, что ты скрывала все это от меня столько лет. Такие важные вещи! Ты можешь объяснить мне, почему я узнаю об этом только теперь?
Она посмотрела ему в глаза и увидела за этой яростью боль. Она вздохнула.
— Я сама хотела бы знать, что тебе ответить.
— Ты думала, что это как-то повлияет на мое отношение к тебе?
— Нет, дело не в этом. Я хотела рассказать тебе. Просто я… — Она беспомощно пожала плечами. Как объяснить ему необъяснимое?
— Боже, когда я думаю про все эти годы… — Кент покачал головой, а затем добавил уже более нежно: — Знаешь, ты ведь могла рассказать мне. И я бы не стал любить тебя меньше, поверь. Если уж на то пошло, это могло подтолкнуть меня любить тебя еще сильнее.
Абигейл отвела взгляд в сторону. Ей трудно было смотреть ему в глаза и видеть в них замешательство и боль, которую она причинила. Вместо этого Абигейл стала разглядывать лужайку и прогуливающихся по ней посетителей, наслаждавшихся солнечной погодой. Она заметила идущую рука об руку пожилую пару, на которую обратила внимание еще по дороге сюда, а затем светловолосого мальчика, играющего со своим золотистым ретривером. И пес, и мальчик с одинаковым восторгом реагировали на каждый бросок мяча; ребенок смеялся, а его четвероногий друг несся через всю лужайку, чтобы принести его обратно. «Простые удовольствия», — подумала она, на мгновение прикрыв глаза. Потом Абигейл попыталась вспомнить моменты в своей жизни, когда она не стремилась к какой-то цели, подстегиваемая амбициями. Когда она не считала, что Абигейл Армстронг, имеющая свою торговую марку и созданная для общественного потребления, предпочтительнее, чем прятавшаяся за ней, словно Волшебник из страны Оз за своей занавеской, хрупкая женщина, способная совершать ошибки.