Как это происходило с ней и в отношении массы других вещей.
— Да, но видите ли… — Она пыталась говорить с оптимизмом в голосе (отношение — это все), намертво приклеив улыбку к своему лицу. — У меня никогда по-настоящему не было необходимости… то есть мой муж… в общем, я сейчас осталась совсем одна. Только я и мой сын. Поэтому я, прекрасно понимая, что начинаю поздно, готова много и тяжело работать. И потом, я хочу учиться.
Она могла бы рассмеяться над иронией ситуации, если бы не было так больно: ей казалось, что, когда Гордона приговорили к заключению в тюрьме, они уже упали на дно пропасти. Но теперь то суровое испытание виделось уже как относительно безмятежный период в сравнении с адом, через который ей пришлось пройти в первые недели после смерти Гордона. По крайней мере, тогда ее успокаивала мысль, что через определенное время муж снова вернется к ней. Кроме того, существовал спасательный круг в виде его индивидуального пенсионного счета. Во всяком случае, она так думала, пока, просматривая документы мужа, с ужасом не выяснила, что деньги с этого счета были сняты: несомненно, Гордон сделал это в последней отчаянной попытке скостить срок своего заключения. Но какая теперь разница, как именно были потрачены средства, на которые она рассчитывала? Их больше нет. Нет того зонтика, который в пасмурный день мог защитить их от дождя, превратившегося в настоящий ливень. Ей пришлось отказаться от аренды дома в Хоупвил, а вопрос о том, сможет ли она заплатить за следующий срок учебы сына, больше не стоял: уже в конце этого семестра Нилу придется бросить колледж. Правда, частично это был и его выбор — она подталкивала сына к тому, чтобы он написал просьбу о предоставлении ему кредита на учебу, но вместо этого он решил искать работу, чтобы делать свой вклад в семейный бюджет. Впрочем, легче от этого не стало. А в некотором смысле ситуация даже ухудшилась. Теперь она будет испытывать чувство вины еще и оттого, что зависит от него финансово, тогда как нормально должно было быть наоборот: это она должна была бы заботиться о сыне.
Но даже учитывая то, что мог заработать Нил, они наверняка станут бездомными, причем очень скоро, если она не найдет работу. Лайла знала, что найти работу нелегко, но она совершенно не была готова к тому, что это будет настолько тяжело: поиски превратились в ежедневное унижение ее достоинства. Вдобавок к тому, что она стала парией, изгоем общества, Лайла еще чувствовала себя современным аналогом Рипа Ван Винкля[35]. Ей казалось, что в сорок один начинать уже слишком поздно, потому что приходится конкурировать с людьми, которые были вдвое моложе ее и втрое квалифицированнее.
К тому же она не могла рассчитывать на нескольких оставшихся у нее друзей. Конечно, недостатка в предложениях о помощи не было, но никто из них не зашел так далеко, чтобы предложить ей работу. Лайла все понимала и не винила их в этом. Большинство людей из их с Гордоном окружения либо относились к финансовым кругам, либо были тесно связаны с ними, а поскольку они сами вращались в этой сфере, жена покойного Гордона ДеВриса была для них опасна, как радиоактивное заражение. Единственным, кто предложил ей что-то более или менее существенное, была Бирди Колдуэлл, которую Лайла знала со времен учебы Нила в школе Бакли, где ее сын и сын Бирди, Уэйд, были лучшими друзьями. Бирди дала ей имя и номер телефона своего приятеля в отделе кадров компании «Беркдорф Гудман». К сожалению, когда пришло время собеседования, Лайла узнала, что вакансии имелись только на место продавцов, и поэтому она отказалась. Большинство ее знакомых женщин делали покупки именно в «Беркдорф», и она не могла смириться с мыслью, что ей придется обслуживать тех, с кем она когда-то тесно общалась.
Но после нескольких недель бесплодной охоты за работой Лайла уже жалела об упущенной возможности. Гордость, как и очень многие другие вещи, раньше воспринимавшиеся ею как нечто само собой разумеющееся, стала теперь роскошью, которую она больше не могла себе позволить. А времени становилось все меньше и меньше. Бирди с мужем великодушно позволили ей пользоваться принадлежавшей им квартирой в районе Карнеги-Хилл во время их пребывания в Европе, но в конце месяца они должны были вернуться. Если к этому сроку Лайла не найдет себе жилье, она в буквальном смысле окажется на улице. Просить денег у брата она не собиралась, хотя тот всегда с радостью помогал ей. Лайла понимала, что и так уже задолжала ему столько, что вряд ли когда-нибудь сможет расплатиться. К тому же Вон был далеко не богат. Ему удавалось откладывать деньги только благодаря тому, что он очень мало тратил на себя.
35
Рип Ван Винкль — синоним отсталого, косного человека, ретрограда; по имени проспавшего двадцать лет героя одноименного рассказа В. Ирвинга.