— Судя по твоим словам, это довольно рискованно.
— Не более рискованно, чем стычки с браконьерами. Они без колебаний могут выстрелить в тебя, если заметят, что ты что-то вынюхиваешь поблизости. Иногда это делается, чтобы просто отпугнуть преследователя, но если они решат, что ты собираешься серьезно вмешаться в их дела, тут же влепят в тебя пулю, причем особо не раздумывая.
— В тебя когда-нибудь стреляли? — Она возбужденно подалась вперед, к нему.
Это был все тот же Вон, которого она помнила, только еще более отважный и колоритный — настоящий Индиана Джонс в реальной жизни.
Вместо ответа Вон поставил ногу на журнальный столик и, задрав штанину джинсов, показал ей красноватый шрам на икре, напоминавший маленький сморщенный ротик. — Небольшой сувенир от вооруженного партизана в Дарфуре, где мы снимали фильм о миграциях диких животных. Мы летели низко на вертолете, а он в упор обстрелял нас. К счастью, пуля задела только мягкие ткани, а то я, скорее всего, истек бы там кровью. — Он умолк и с горькой иронией покачал головой. — Забавно, но я почему-то всегда представлял свой конец именно в таком роде: в меня попадает пуля или я лечу в пропасть где-нибудь на горной дороге. И никогда не мог подумать, что буду уходить, хныча и жалуясь.
— Это подтверждает только одно: кто-то там, на Небесах, любит тебя. — Абигейл протянула руку и легонько коснулась сморщенной кожи на шраме, тут же почувствовав, как от кончиков пальцев до солнечного сплетения пробежал слабый электрический заряд. — Поэтому на твоем месте я бы не особенно беспокоилась. Ты справишься и с этим испытанием. — Она говорила с уверенностью в голосе, которой на самом деле не испытывала, и молилась в душе, чтобы слова ее оказались правдой.
Вон откинулся на спинку и внимательно посмотрел на нее.
— А теперь о вас, мисс Абби. Подумать только: ты совсем взрослая и имеешь все, о чем когда-либо мечтала. Надеюсь, что это принесло тебе счастье.
Она немного нахмурилась. Он что, подшучивает над ней?
— Ты говоришь так, будто все это показное.
— Вовсе нет. Я просто подумал: зачем женщине, которая держит под уздцы весь мир, нужно еще что-то кому-то доказывать?
В его голосе послышалась слабая нотка укоризны, заставившая ее мгновенно перейти в оборону.
— Почему ты так говоришь? Из-за Лайлы? Она тебе что-то рассказывала?
— Нет, но если уж ты завела этот разговор, то лучше сама ответь: что у тебя с моей сестрой? Ты наняла ее к себе с целью доказать что-то или это изощренный способ закопать топор войны? — Его голубые глаза прожигали ее насквозь, как паяльная лампа. Однако Абигейл не увидела в них осуждения, нет — только желание понять. Но чтобы объяснить ситуацию кому-то другому, ей прежде всего хотелось бы самой до конца понять себя.
— Никто не заставлял твою сестру идти ко мне работать, — огрызнулась она.
— По словам Лайлы, у нее тогда не было выбора. Насколько я помню, в тот момент она была просто в отчаянии.
— Что ж, она не первая, кому довелось на собственном опыте познать, что такое настоящее отчаяние. — Абигейл чувствовала, как в душе поднимается старая обида. — Я одним махом потеряла и дом, и всех, кого любила. И только ты… ты один тогда не отвернулся от меня, — горько произнесла она и усилием воли заставила себя не заплакать. Она не нуждалась в его жалости, потому что пришла сюда, чтобы как-то успокоить и поддержать его. — Ты не представляешь, как много значили для меня письма, которые ты мне писал. Были моменты, когда они были тем единственным, что удерживало меня в этой жизни.
— Признаться, я уже не помню, о чем писал в тех письмах, но, учитывая, каким я был в то время, могу с уверенностью сказать, что они были вполне приземленными. — Вон выглядел довольным, но несколько смущенным. — Если бы я знал, что они имеют такое значение для тебя, я бы, по крайней мере, попытался написать что-нибудь более проникновенное.
— Не важно, что именно ты писал. Главное, что ты вообще писал мне.
Он протянул руку и положил поверх ее ладоней — легкое прикосновение, глубоко тронувшее Абигейл.
— Не наказывай Лайлу за то, что сделали наши родители. Я знаю, что сестра бросила тебя в беде, но она тогда была совсем ребенком.