Ни на секунду я не верил, что непогоде удастся раздавить оконное стекло, но эта уверенность почему-то спокойствия не прибавила. Вот еще одна капля, наподобие ошалелого от безумия камикадзе, врезалась в прозрачную преграду и, разбившись вдребезги, скорбно потекла по стеклу, оставляя за собой извилистый неживой след. Еще одна, еще одна. Они были уверены, что рано или поздно доберутся до меня.
Мои расчеты, что, вернувшись с дачи, я обнаружу Анну дома, не оправдались. В последнее время меня постоянно преследовало гнетущее ощущение тревоги. А после вчерашнего происшествия на шоссе мне стало по-настоящему страшно. Можно было попробовать успокоить себя рассуждениями о том, что предчувствие скорой беды вызвано отвратительной погодой и никак не связано с личными делами, но бессмысленность подобной отговорки была очевидна. Но нет, конечно, все дело в личных обстоятельствах. Любой на моем месте трясся бы от страха. Обычно это называют здоровой реакцией здорового организма. Только человек, утративший контакт с реальностью, мог на моем месте считать себя в безопасности и оставаться оптимистом. Я больше не верил, что мне когда-нибудь улыбнется удача. При любом раскладе. Мне было стыдно и муторно.
Анна предупреждала, что мы попали в плохую историю, а потом пропала, отец уже десять лет в бегах, начальники вот-вот запретят заниматься литературой, сообразительные квасные патриоты готовят отряды самообороны, о конце света в последнее время только ленивый не говорит, а тут еще злосчастный Михалыч, стрелок хренов! Вероятность того, что его сподвижники рано или поздно выйдут на меня, была маленькая, но, в любом случае, не нулевая. Совсем не нулевая. И сомневаюсь, что среди них мне посчастливится встретить убежденных гуманистов.
Чтобы успокоиться, я вернулся к компьютеру. Получил почту. И мне повезло, очередной список своих странных вопросов прислала Нина. Надо сказать, как нельзя, кстати. Нину по-прежнему интересовали исключительно теоретические вопросы литературной жизни, в частности, философские принципы творчества современных фантастов, что позволяло на законном основании отрешиться от дурной реальности. Но не получилось, новые вопросы звучали по меньшей степени странно, вот, например, какую, спрашивается, философию можно отыскать в сочинениях современных фантастов? Смех, да и только.
Пришлось выкручиваться, и я решил рассказать Нине о примерах удачного творческого предчувствия ближайшего будущего, на которые удалось сподобиться фантастам. Незаметно для самого себя я увлекся, история фантастики, оказывается, может выглядеть просто классно, если обращать внимания только на произведения, авторы которых наделены профессиональной способностью «улавливать тенденции повышенным чутьем художника».
Подборка получилась внушительной, несмотря на то, что большинство попавших в нее забытые или оставшиеся неизвестными для широкой публики писатели. Как мало значения, оказывается, имеет для истории литературы мирская слава. Порохов, Погорельцев, Орловский, Денисов, Кларков — для меня эти имена всегда много значили. Пусть теперь о них узнает и Нина.
От работы меня оторвал телефонный звонок.
— Алло, как дела, Иван? — я даже не мог предположить, что Пермяков способен говорить таким вкратчивым голосом перепуганного человека, видимо, его прижало основательно.
— Проблемы есть, но жаловаться не собираюсь.
— А рассказ? Вы нашли рассказ?
— Нашел.
— Это хорошо. Это очень хорошо. Давайте-ка мы с вами встретимся. Прямо сейчас. И то верно, зачем тянуть? Нет никакого смысла. Берите рассказ и вперед.
— Хорошо. Значит, в издательстве через полчаса?
— Нет-нет. Не надо приходить в издательство. Я забыл вас предупредить, что в издательство без повода приходить пока не следует. У нас... косметический ремонт... Знаете ли вы кафе «Сладкоежка» возле Витебского вокзала?
— Слышал, что есть такое.
— Вот и договорились. Жду вас там ровно через час.
Иногда наблюдение за голосом человека дает больше информации, чем произносимые им слова. Эмоциональная окраска речи, придыхания, неожиданные паузы и прочие штучки многое могут рассказать, если дать себе труд анализировать их. Это целая наука, о существовании которой я знал давно, однако изучать ее основы мне было лень. Посчитал, что подобное умение в работе не пригодится. Но сейчас даже я заметил, как изменилось настроение Пермякова, когда он услышал, что рассказ отыскался. Он ожил, стал приветлив и уверен в себе. В таких случаях принято говорить: у человека гора с плеч свалилась. Я, конечно, высокого мнения о своих рассказах, но привык относиться к ним спокойно, без фанатизма, без заламывания рук. Возбуждение Пермякова превышало разумный уровень восторга, допустимый в приличном обществе. Мне его воодушевление не понравилось. Неадекватное поведение пугает меня. Тем более, когда дело явно связано с начальниками. И не нужно быть слишком умным, чтобы сообразить — заказ на «Нуль-каюк» поступил от них.