Теперь наиболее интересное: само по себе двойственное восприятие большевизма Алисой Розенбаум явилось общим местом для тех, кто подсознательно ощущал внутреннюю близость к корням революции, однако по той или иной причине был этой революцией отторгнут либо не нашел в ней места. Поразительно другое: форма, в которой состоялось «снятие» этого противоречия в душе будущей бардессы «капитализма без границ»
[50]. Двадцатилетняя выпускница Петроградского государственного университета четко сформулировала для себя главного врага и свято пронесла его образ до конца жизни. Его атрибуты:
· коллективизм,
· альтруизм,
· мистицизм.
И хотя Айн Рэнд всегда утверждала, что борется с большевизмом, не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться: речь идет о христианстве. Именно в христианстве наиболее выразительно переплелись идея самопожертвования (=альтруизм), общинность (=коллективизм) и вера в чудесное (=мистицизм). Все, что написала Айн Рэнд в своей жизни, каждая строчка ее художественных книг, политических памфлетов и популяризаторско-философских очерков пропитаны безграничной (поистине большевистской!) ненавистью именно к христианству, а уж затем, подспудно, к коммунизму, тоталитаризму и прочим «измам».
После окончания факультета социальной педагогики Алиса Розенбаум поступила на сценарные курсы при Институте театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК, 15 октября 1924 года) и одновременно глубоко задумалась об отъезде. Пишет Александр Эткинд: «В 1926 году она подала документы на выездную визу, и ей повезло. Через Ригу она добралась до Нью-Йорка. Ей двадцать один год. Мать и отец Алисы остались в отказе. Они умрут в Питере во время блокады». Ни в каком «отказе» Зиновий Захарович и Анна Борисовна, конечно же, не остались. Как не остались в «отказе» и две младшие сестры Алисы: Наталья и Элеонора. Просто Розенбаумы об эмиграции даже не помышляли: бывший аптекарь, в отличие от своей старшей дочери, не бредил дворянским происхождением и потому искренне полагал, что Советская власть - его родная власть и лишь она способна защитить его от царских погромов и белогвардейской ненависти. Сама же Алиса свои подлинные намерения держала в строжайшем секрете: визу ей дали не для смены ПМЖ, а лишь для краткосрочной поездки с целью навестить родственников по материнской линии - Портных.
Взгляните на нашу страну. Это самая благородная страна в истории человечества. Страна величайших достижений, величайшего процветания, величайшей свободы. И эта страна возникла не на бескорыстном служении, не на жертвенности, не на самоотдаче и не на альтруизме. Эта страна возникла на праве человека добиваться счастья. Собственного счастья. Своего, и ничьего другого. Частная, личная, эгоистичная мотивация. А каковы результаты!
Айн Рэнд
Уже поднимаясь в порту Гавра на борт океанского лайнера «Де Грасс», Алиса знала наверняка: обратного пути не будет. Она никогда не вернется из Америки в царство красного христианского Хама. Между тем, задача была не из легких: валюты в кармане - с гулькин нос, знание языка - ноль (забавно, что до конца жизни Айн Рэнд говорила по-английски с жутким акцентом), виза всего на полгода, а эмигрантская квота США исчерпана на семь лет вперед. Алиса решила: если не удастся зацепиться, она уедет в Мексику или Канаду, где будет терпеливо дожидаться своего часа. Наивный совет Портных - плюнуть на формальности и жить себе спокойно без визы, как поступают остальные, - Алиса отвергла с негодованием и отнюдь не романтическим прагматизмом: «Я не собираюсь жить в Америке нелегально. Когда-нибудь я стану знаменитой, и это сразу же обнаружится».
Первым шагом на пути к завоеванию нового мира стала смена имен. Алиса Розенбаум сгорела в печи как шкурка царевны-лягушки, а на свет явилась божественная Айн Рэнд. Зачем она это сделала - непонятно. Официальная версия гласит, что Алиса беспокоилась о безопасности оставшихся в СССР родственников. Может быть и так, тогда почему вплоть до середины
60-х годов она утаивала настоящее имя от всех своих почитателей, сторонников и даже самых близких друзей? Утаивала бы и дальше, если бы не дорылись дотошные журналисты. Ну да бог с ними, с мотивами, главное, что псевдоним идеально соответствовал всем литературным персонажам будущей писательницы: они воинственны и благородны, подчеркнуто нордического типа и дворянского происхождения - настоящие валькирии вагнеровского толка. Впрочем, сравнение неудачное, поскольку Айн Рэнд немецких композиторов ненавидела - не только Вагнера, но и Моцарта с Бетховеном. Немецким философам тоже досталось: Иммануила Канта она определяла не иначе, как «первым хиппи в истории человечества».
С февраля по август Айн жила в Чикаго у Портных, азартно хлопоча о продлении визы, после чего отбыла на устройство судьбы в Голливуд. Фабрика Грез сразу же повернулась к юной невозвращенке правильным местом, не в пример легионам миловидных старлеток, чьи судьбы порушились на Сансет-бульваре. Это тем более невероятно, что никакая смена имен не могла устранить печальных изъянов внешности Айн: дефицит талии, неевклидность конечностей, отсутствие бюста, подчеркнутое невротической худобой и истероидным характером, наконец, этот невозможный нос, доводивший до исступления многие поколения френологов-реакционеров. Оставались, правда, глаза. О эти глаза Айн Рэнд, о которых написано столько восторженных воспоминаний! Лев Рокуэлл, президент Института Свободного предпринимательства: «Это были глаза рептилии, способной убить своим взглядом». Барбара Бранден, соратница и биограф писательницы: «Темные глаза казались слишком большими для ее лица. Прикрытые темными ресницами, они излучали нечеловеческое напряжение мысли. Это были глаза существа, сотканного из могущества ясновидения».
Вот эти глаза и запали в душу знаменитому режиссеру Сесилю ДеМиллю, который уже на второй день (!) после приезда Айн в Голливуд, заприметил девушку у ворот собственной студии. Сесиль пригласил Айн в автомобиль, отвез на съемочную площадку и через час предложил работу сначала статистки, а затем сотрудницы сценарного отдела.
Еще через три дня глаза Айн Рэнд прожгли сердце актера Фрэнка О’Коннора, за которого она через три года вышла замуж. Как счастливице удалось прожить в Америке два года, истекших с момента экспирации визы до бракосочетания, - еще одна пикантная загадка из разряда «ей повезло». Как бы там ни было, но 13 марта 1931 года она получила американский паспорт и натурализовалась.
В 1927 году студия ДеМилля закрылась, и Айн пришлось перебиваться на должностях официантки, продавщицы газетных подписок, а затем костюмерши на студии RKO Radio Pictures. Следующие шесть лет энергичного вращения в киношной обойме ушли на то, чтобы протолкнуть собственный сценарий. В 1932 году студия «Юниверсал» купила «Красную пешку» (Red Pawn) за полторы тысячи долларов (по сегодняшним деньгам - 18 тысяч). И хотя сценарий никогда не был запущен в производство, гонорара хватило на то, чтобы отказаться от наемной работы и целиком посвятить себя профессиональной карьере литератора. Разгуляться, правда, не получалось: с приходом Великой Депрессии карьера Фрэнка быстро сошла на нет, никогда больше не возродившись. До самой смерти в 1979 году он оставался в тени своей великой супруги, довольствуясь ролью управляющего семейным ранчо в Калифорнии и садовника-флориста.
В 1936 году Айн Рэнд написала первый роман - «Мы, живые». Ей опять повезло: книжку опубликовало видное издательство «Макмиллан». К сожалению, история любви русской дворянки Киры, перегруженная антитоталитарным пафосом, не нашла отклика в сердцах американского обывателя. По иронии судьбы книгой заинтересовались те, против кого она была направлена: в 1942 году, в самый разгар Второй мировой войны, роман «Мы, живые» экранизировали в фашистской Италии. Вышли сразу два фильма римской студии «Скалара» - «Мы, живые» и «Прощай, Кира».