Довольный своим очередным обманом, Эрве вернулся на постоялый двор, когда уже стало смеркаться. Расслабился, конечно. Да еще и вино это, которым его (конечно, бесплатно) угостил купец. Как следствие, не огляделся по сторонам, а прямиком направился вовнутрь, не обратив внимания ни на лошадей, мимо которых он прошел, ни на солдата, стоявшего с ними. И совершенно напрасно. Обратил бы внимание, то заметил бы на куртке солдата знаки местной стражи. И тогда мог бы просто пройти мимо двери, ведущей внутрь двора, направившись в сторону конюшни. А уже оттуда через невысокий забор мог бы спокойно покинуть подозрительный район. А что здесь делать городской страже?
Нет, дел у нее, конечно, может быть много, мало ли зачем она здесь появилась. В принципе можно было и не покидать расположение двора, а узнать о гостях и цели их появления хотя бы у конюха или слуг, время от времени появляющихся на конюшне.
Но он расслабился и, в результате, попался. Стража-то прибыла по его душу. Грантесса постаралась. И уже менее чем через час Эрве оказался в замке пред очами самого его хозяина.
Эрграсс Летонье оказался сухощавым сорокалетним мужчиной с властным и надменным взглядом. Стражники швырнули Эрве к его ногам. От пристального змеиного взгляда эрграсса несло сильным холодом. Эрве почувствовал, как его ступни леденеют, а все тело покрывается гусиной кожей. А ведь в зале, куда доставили парня, было вполне тепло. Правда, его рубашка была разорвана почти надвое, открывая взгляду эрграсса изображение двух ворон, выжженных на левой стороне груди пленника.
Владетельный господин задержал свой взгляд на клеймах и неожиданно слегка усмехнулся.
— Силетский грасс, — негромко он произнес, при этом лицо эрграсса вновь закаменело. — Отправьте его к Равиру, пусть допросит… нещадно.
В течение пары секунд Эрве стало вначале невыносимо жарко, хотя ступни ног, кажется, оставались по-прежнему ледышками, а потом его вновь охватил нестерпимый холод. Эрве знал, что означает нещадный допрос. Сейчас его станут пытать и, хотя он в первую же минуту после начала пытки расскажет все, что знает, а во вторую минуту вспомнит то, что, как он считал, давно позабыл, пытка все равно продолжится. Час, два, три… Пока его юное тело не превратится в мерзкий окровавленный обрубок.
Но и после окончания пытки страшная боль никуда не уйдет, не исчезнет в сонном забытье. Местный замковый маг, пристроенный к палачу, не даст ему избавительной потери сознания. И так будет продолжаться несколько дней, когда Эрве будет молить всех богов о приближении дня самой казни. И казнь на колу, на котором ему еще придется промучиться день или даже два, будет считаться подарком, потому что он, наконец, сможет умереть, избавившись от страшных мук.
Эрве, стоящий на коленях, повалился плашмя на пол и, дико завывая, пополз в сторону сидящего в кресле эрграсса.
— Я все скажу, всё! Мне восемнадцать лет, и я никакой не благородный… мой отец камнетес… я мошенник… вот вороны…
Пуская слезы и слюни, Эрве выложил эрграссу всю историю своей короткой жизни. Не забыв, правда, умолчать про то, что он немного владеет искусством волхвования.
Когда он поднял свои зареванные и безумные от страха глаза на сидящего перед ним господина, то заметил в его глазах довольные искорки.
— Летар, — обратился эрграсс к стоящему рядом с ним богато одетому человеку, — как тебе этот случай? Разве можно дать ему восемнадцать лет?
— Феномен, мой эрграсс, — ответил Летар, — удивительный феномен. На вид двенадцать, пусть тринадцать, но никак не восемнадцать. Впрочем, это же плебс, — закончил Летар, презрительно выпятив нижнюю губу.
— Этого… — эрграсс на мгновение задумался, — к Равиру. Пусть сегодня же поставит клеймо. Послезавтра даст плетей, а еще через день у нас будут гости, это их немного развлечет. Пусть готовит кол.
Эрграсс небрежно махнул рукой, сильные руки стражников подхватили легкое тельце и вынесли его из зала. Как его несли вниз, как калили клеймо, Эрве не помнил. В голове у него билась, сильно пульсируя, только одна мысль — спасен. Спасен! В смысле, спасен от долгих и жестоких мук. Да, через несколько дней его ждет мучительная и долгая смерть на колу, но это будет не сегодня и не завтра. К тому же один день мук лучше декады не менее страшных мучений.
На землю его спустила адская боль. Это раскаленное клеймо пронзило его левую сторону груди, на которой теперь красовались изображения трех ворон.