Шум и краски мира на какое-то время погасли, целых и невредимых врагов перед ним уже не было. Эрве стоял, не в силах пошевелиться, понимая, что смерть только что прошла мимо. Когда он очнулся, по ушам ударил громкий и пронзительный крик. Перед ним корчились и извивались от невыносимой боли люди, среди которых его взгляд выцепил илота. Тот тоже попал под последний магический удар.
Сзади него Волчонок, извиваясь ужом, дрался с тремя противниками, нанося удары и получая их сам. Но тех уже осталось двое, а третий горец теперь стоял согнувшись, держась руками за живот.
Сотворить новое заклятье, не задев Волчонка, Эрве не мог, поэтому рука скользнула к поясу, нащупав рукоять кинжала. От броска его останавливало только то, что обоих горцев заслоняла фигура Вучко. Вот если бы тот так не крутился, то можно было и бросить кинжал в одного из врагов. К счастью, один из горцев, худощавый подросток, выбыл из схватки, получив хлесткий удар по голове, а последнего противника Вучко ударил магией.
Больше врагов, способных стоять на ногах, не было. Эрве произвел пару заклинаний, снимающих болевые заклятия. Горцы и илот перестали корчиться, застыв скрюченными фигурами на каменном плато, лишь продолжая стонать. Боль пройдет, но не сразу.
Сколько же их всего было? Семнадцать. С девятью расправился Волчонок, а восьмерых горцев свалил он. Хотя с двумя последними помог илот. Если бы не он, то здоровяк насадил бы его, Эрве, на свой мясницкий нож.
Эрве зло прищурился, сильнее сжал рукой кинжал и шагнул в сторону пока еще беспомощных врагов. Но перерезать горло здоровяку (а затем и всем остальным) не дал окрик Волчонка.
— Нет, нельзя. Не убивай.
Его злость переместилась на Вучко:
— Ты, ты! Из-за тебя всё!
— Перестать. Не кричи и успокойся. В чем проблемы? Да, я рисковал, но было бы еще хуже.
— Хуже? Да меня этот чуть не убил! — Эрве взвизгнул.
— Понимаю. Но ты можешь выслушать спокойно?
Эрве почему-то не стал больше кричать и даже немного успокоился.
— Что с Дири? Болевое заклятье?
— Да, — процедил Эрве.
— Ладно, моя помощь пока не требуется. Ты хотел, чтобы мы напали на первых восьмерых. Так?
— Конечно, ведь мы…
— Подожди, дослушай, а потом скажешь. Представь, мы напали, конечно, их свалили, а потом? Оставались еще девять, которые сидели за камнями.
— Мы ударили бы по ним…
— Подожди. Ударить могли, но выцепить всех за камнями не получилось бы, и те, которые успели уцелеть, закидали бы нас вот этими дротиками. Могли?
— Ну, могли.
— Возможно, в конечном итоге нам удалось бы найти всех, да только с дротиками в ногах далеко не уйдешь. Если вообще сможешь ходить — попадет такая штука в кость, безногим останешься.
— А зачем ты их дразнил?
— Чтобы все вылезли на плато.
— А то, что я грасс, почему сказал?
— Ответь, почему они ограбленных отпускают?
— Боятся мести.
— А почему охотники из поселка не боятся грабить и убивать?
— Ну…
— Их много. За ними сила, есть магия, в случае чего помогут соседние селения. А у этих маленький род. Ты не заметил, что почти половина — подростки? Даже мальцы вашего с Дири возраста есть. Нет у них больше мужчин, каждый на счету. Потому и не рискуют. Потеряют нескольких человек, род ослабнет, захиреет. Когда я сказал, что ты грасс, те, кто дротики держали в руках, их убрали. Побоялись мести.
— Но меня вот этот чуть не зарезал, и если бы не илот… Дири помог.
— Вот видишь? Когда мы их приперли, только тогда они за ножи схватились. На меня тоже двое ножи подняли. А теперь посмотри, что было бы, если мы первыми напали на тех восьмерых. Как твои орали — уши можно затыкать. Если не сразу поймешь, что это обычное болевое заклятье, то подумаешь, что помирают. А они род, близкая родня. Стали бы они нас жалеть, видя, что их родичи умирают? Нет. Нашпиговали бы дротиками.
— Но все равно мы еле-ели справились, а могли и не победить. Риск большой был. Почему бы тогда не сдаться, кошельки не отдать? Всего половину! Они же обещали нас освободить и через горы проводить!
— И ты им веришь?
— Так ведь илот тоже об этом говорил! Отпускают они ограбленных.
— А как это становится известно?
— Что известно?
— Что отпускают.
— Ну как…
— Ограбленные возвращаются к себе домой и рассказывают, так?
— Наверно.
— То есть чтобы рассказать, нужно вернуться целым.