Тёмно-коричневые плитки, лежали на полке стопочкой. «Они», — махнул головой Шурик и огляделся. Вокруг никого не было. Стоящая за прилавком на другом конце магазина кассирша красила губы, уставившись в небольшое зеркальце. Женщина была крупных размеров, и разглядеть лицо в маленьком зеркале целиком у неё не получалось. Поэтому она попеременно подносила его то к одному глазу, то к другому, то отодвигала подальше, то вновь подносила к лицу и была так увлечена этим занятием, что не видела, как мальчишки поочередно спрятали все до единой плитки себе под майки. Выйдя из магазина, ребятня отправилась делить добычу. Спрятавшись за гаражами, мальчишки достали свой «улов» и приступили к дегустации, но признаков удовольствия на их физиономиях Шурик не увидел.
Разорвав бумагу, мальчик осторожно откусил край плитки и стал жевать. Плитка оказалась прессованным листовым чаем.
«Когда, если не сейчас», — подумал следователь. Ничего из ряда вон выходящего, такого, что требовало бы непременного пребывания на рабочем месте, не было. Не воспользоваться подходящим случаем было бы непростительной ошибкой и, войдя в кабинет, следователь первым делом направился к столу. Достав ручку и чистый лист бумаги, он сел писать заявление на отпуск, как вдруг телефон разорвал тишину кабинета громким и, как показалось следователю, тревожным звонком.
«Кажется, съездил в отпуск», — пронеслось в его голове и, отложив ручку, Махоркин взял трубку телефона. «Чуйка» не подвела его и в этот раз…
В советские годы небольшая деревушка Егорьево — была тихим небогатым местечком Подмосковья. Люди здесь жили простые, доброжелательные и трудолюбивые. Выстроившиеся в ряд неказистые домишки свидетельствовали о не избалованности их хозяев материальным достатком. Зато принцип социальной справедливости был на лицо, всё указывало на абсолютное равенство жителей посёлка.
С тех давних пор ничего здесь не изменилось. Лишь одно строение нарушало это единообразие — добротный, деревянный, в три этажа особняк семейства Сафроновых. Огромный по местным меркам дом стоял поодаль от остальных и, как будто устыдившись своей помпезности, прятался среди высоких сосен. Все в деревне называли его не иначе как терем. К нему прилегал участок, на котором хозяева выстроили большую теплицу. Зимой дом пустовал. Жизнь в нём начиналась с приходом весны.
Хозяйка терема — Вера Павловна, жена художника Ивана Константиновича Сафронова была дамой властной и не очень приятной в общении. Даже остатки былой красоты не делали её привлекательной в глазах обитателей посёлка. Разница в уровне достатка и того положения в обществе, которое занимала семья известного художника, словно пропасть отделяла её от прочего люда. Но Веру Павловну это обстоятельство не волновало. Общаться с местными жителями она считала ниже своего достоинства. Сосредоточив всё своё внимание на проблемах собственной семьи, она совсем не интересовалась жизнью тех, кто находился за пределами её угодий.
Весна в этом году выдалась ранняя. Привычная для этого времени года грязь была повсюду, и местные обитатели посёлка, вырядившись в ватники и резиновые сапоги, месили её ногами, как знатная кухарка месит руками тесто.
Пробивая себе путь, ручейки растаявшего снега неслись куда-то стремительным потоком, словно полноводные реки в миниатюре. Смекалистая деревенская ребятня, наскоро смастерив из пенопласта некое подобие корабликов, устроила на одной из таких речушек настоящую регату. Группа мальчишек, приблизительно одного возраста, с гиканьем суетилась вокруг ручейка. Подталкиваемые палками кораблики то сбивались в кучу, то переворачивались набок, что раззадоривало ребят ещё сильнее.
Серёжкин кораблик мчался вперёд, набирая скорость, как вдруг предательски застрял, зацепившись за лежащую поперёк ручейка ветку.
— Тьфу ты! — в сердцах воскликнул Серёга и потянулся за корабликом.
— Эй, пионеры! — раздался позади знакомый голос тётки Веры. — А ну-ка, помогите мне донести сумки до дому.
Увлечённым игрой мальчишкам не хотелось бросать своё занятие. К тому же, если честно сказать, эту тётку Веру они недолюбливали. Делая вид, что не слышат, они стали быстро спускаться по круче и только замешкавшийся Серёжка, насупившись, теребил в руках свой самодельный кораблик.
— Бросай эту ерунду, поможешь донести сумки, подарю тебе настоящую лодку с моторчиком, от сына осталась, — заговорщицки произнесла тётка.