Данил Гурьянов
Чужое место
Проводница прочитала в билете: «Безбабнова А.Ф.». Сразу вспомнила молодость, любовь, мечты. Вспомнила фильм «Случайные встречи», на который ходила ровно семнадцать раз. И песню из него. Как уж там?.. «Оглянись, оглянись…» Проводница подняла взгляд на пассажирку.
Дородная пожилая «челночница», с неудовольствием отвернувшая лицо, явно не была любимой в прошлом артисткой.
— Проходите, — проводница вернула ей билет и сделала отметку в тетради.
Безбабнова снова взяла большие клетчатые сумки и с трудом протиснулась в вагон. Внутри было жарко, а она зашла с холода, лицо стало гореть. Проход в плацкартном вагоне был узким, по бокам сосредоточенно устраивались другие пассажиры, мешали на пути.
Тяжело пробираясь вперед, Безбабнова наконец обнаружила свое место — оно оказалось верхним. На нижних полках сидели две женщины. Одна, мелкая, облокотившись о стол, смотрела в окно, игнорируя попутчиков. Другая, грузная и остроносая, доставала из пакета свертки с едой.
Выяснилось, что внизу багаж ставить уже некуда. Тогда какой-то шумный мужик с худым парнем помогли закинуть сумки на самый верх. Безбабнова села, справляясь с одышкой и расстегивая ворот пуховика. Спина была мокрая.
Мимо постоянно сновали, задевали ее по плечу, со скрипом поднимали и опускали полки, толстая соседка что-то прокомментировала, вздохнув.
— Провожающие, выходим! Провожающие!.. — крикнула проводница и пошла по вагону проверить.
Через несколько минут картинки за окном стали уплывать, и пассажиры затихли. Но ненадолго. Внезапно включили более яркий свет и радио. Люди опять оживились, однако теперь все стало приобретать более упорядоченный характер. Безбабнова почувствовала себя лучше. Подавшись вперед, она сняла потертый пуховик, затем спортивную шапочку. Крашеные хной волосы были неаккуратно, коротко подстрижены. Быстро шмыгнув носом пару раз, она устроилась поудобней, стала наблюдать за другими. Окутала вялость.
Прошел час, было поздно — в вагоне почти все улеглись спать. Откуда-то доносился негромкий женский смех в тумане мужского баса. Безбабнова уже поняла, что никто не уступит ей нижнее место. Придется лезть наверх. Но она стеснялась, не знала как это сделать.
Грузная соседка наконец отправилась в туалет. Безбабнова огляделась. Все остальные спали. Она поспешно бросила пуховик на свою полку, скинула сапоги-луноходы и попыталась взобраться. Получилось не сразу и неуклюже, пластиковая бутылка с лимонадом упала со столика на пол, облив постель отсутствующей. Безбабнова, покрасневшая, напряженная, стала судорожно запахиваться простыней, чтобы отвернуться, будто спит. Полка была узкой, пуховик занимал место, как еще один человек, в шерстяных свитере и леггинсах было жарко. Она замерла. Сон не шел. Ее взгляд уперся в пластиковую стену.
— Пиво, фисташки, чипсы!.. — проплыл мимо женский голос, сопровождаемый дребезжанием бутылок в железной корзинке.
У кого-то было включено радио и приглушенно звучали блатные песни. Невдалеке громко храпел мужик.
Поезд отправился в субботу вечером, а еще утром Анна Безбабнова даже не думала, что через несколько часов окажется в дороге. Она проснулась в своей огромной, захламленной памятными вещами квартире, надела шелковый пеньюар и стала расчесывать свои длинные густые волосы. Над трельяжем висел ее давний цветной фотопортрет сделанный к пятидесятилетию актрисы, по бокам чуть ниже — пожелтевшие афиши к фильму «Случайные встречи» и спектаклю «Татуированная роза». Три Безбабновы, красивые и особые, по несколько раз в день говорили ей, когда она подходила к зеркалу: «Отражение — неправда, нелепость… Для всех ты такая, как мы, совершенство! Навсегда…» И со временем Анна Безбабнова абсолютно поверила им. Вчера она столько сделала в искусстве и была так прекрасна, что видеть в ней только сегодняшнюю просто невозможно. Она в этом убеждена. Хотя не могла не признать, что мир изменился, а вкусы испортились. В почете были молодые актрисы, много игравшие то, на что она даже не посмотрела бы. Театр выворачивался наизнанку, даже классику превратили в непотребство. Достойные исключения игнорировали. Анна знала это на собственном опыте. Пресса бойкотировала ее работу, среди театральных критиков считалось хорошим тоном не замечать театр Безбабновой, словно он мертв.
В этом театре она служила всю свою жизнь, на его сцене сыграла лучшие женские роли и, как правило, все в постановке гениального режиссера Ливанова. Это были золотые годы, и все газеты писали, что она — народное достояние. Но пятнадцать лет назад Ливанов женился на молодой актрисе, ввел ее на все роли Безбабновой, а прежней фаворитке не давал работать. Анна взбунтовалась. Произошел крупный скандал. В итоге Ливанов ушел из театра, а вместе с ним — лучшие актеры труппы. Интеллигенция не простила Безбабновой разрушение одного из самых сильных театров Москвы. Считалось, что из двух зол надо было выбирать меньшее: потеря Безбабновой отразилась бы на театре не в такой степени, как потеря Ливанова.