Узнав о том, что Маша похоронена в деревне, Иванов попросил юного жителя показать ее могилу. Кладбище находилось возле леса. Шли по бездорожью, утопая по колено в снегу. Гордеев не без труда нашел могилу своей односельчанки. Курсант подошел к небольшому снежному бугорку и тяжело вздохнул. Фамилия и инициалы, год рождения любимой девушки, написанные на деревянном кресте, ему до боли в сердце были знакомы. Он опустился на колени и громко заплакал. Неожиданно подул сильный ветер. Тысячи снежинок оказались в воздухе и на какое-то время заслонили пришедших от остального мира. Молодой мужчина в военной форме рыдал и рыдал. Мальчишка же все это время с недоумением смотрел на происходящее, затем незаметно покинул кладбище. Он все еще не понимал, почему военный так сильно страдал по умершей. Он иногда слегка хмыкал и все сильнее прижимал к своей груди неожиданный подарок ─ банку сгущенного молока…
Возле занесенного снегом холмика Иванов сидел несколько часов. Со стороны можно было подумать, что молодой человек сошел с ума. Причиной этому было его странное поведение. Он то гладил руками небольшой бугорок земли, то целовал холодный крест, то отчаянно крестился. Ему все еще не верилось, что его любимая Машенька ушла в иной мир, ушла навсегда, ушла безвозвратно. Ушедшая для него была его первой любовью, любовью безответной. Он казнил себя за то, что за все эти годы он не набрался мужества сказать ей про свои чувства. Возможно, все было сейчас по-иному. Он плакал и довольно часто просил Бога оживить его любимую. Ему казалось, что она вот-вот проснется и встанет. Он крепко возьмет ее на руки и понесет по Земле, и будет делать все возможное для ее счастья. Но она не вставала…
Над кладбищем начали опускаться вечерние сумерки. Владимир еще раз поцеловал деревянный крест и неспеша покинул кладбище, затем вышел на шоссе. Он шел и шел, не чувствуя ни обжигающего ветра, ни падающих снежинок. Вдруг позади раздался звуковой сигнал машины, путник на него не прореагировал. Водитель машины объехал шедшего и остановился. Из «УАЗа» вышел невысокого роста милиционер, он принял путника за своего сослуживца. Увидев заплаканное лицо курсанта, он с недоумением спросил:
─ Земеля, кто тебя обидел? Или у тебя что-то случилось?
Иванов скрипнул зубами и слегка покрутил головой из стороны в сторону. Сержант не стал больше докучать расспросами высокому молодому человеку. Он взял его за руку и посадил в кабину. Мужчины в погонах молчали до самого районного центра Называевск. Возле отделения милиции они тепло попрощались. На железнодорожном вокзале Иванов взял билет до Омска. Вечером он был уже в училище. В казарме никого не было, за исключением суточного наряда. До начала учебы была целая неделя. Он зашел в спальное помещение, снял обмундирование и лег в кровать. Долго не мог заснуть. От пережитого сильно болела голова. За очень короткое время он потерял все, что делало любого человека счастливым на этой Земле. Он лишился любимых родителей и любимой девушки. Он не видел смысла жить дальше, не говоря уже о какой-либо военной карьере. Утро наступило незаметно, он все продолжал лежать в постели и размышлять. К обеду в подразделение пришел командир роты. Иванов решительно постучал в дверь канцелярии. В руках у него было заявление об уходе из училища. Осенью его забрали в армию.
Глава 2.
Армейские испытания
Служить Владимира Иванова направили в Группу советских войск в Германии. О ГДР, как об одной из развитых стран социализма, а также о ГСВГ он уже много слышал и читал. Его путь из Омска в центр Европы был довольно долгим, везли поездом. Он побывал на вокзалах Москвы, Бреста и Дрездена. Он и двое его земляков оказались в небольшом городе Бернбург, расположенном на реке Заале, притоке Эльбы. В нем дислоцировался мотострелковый полк, он находился на окраине города, неподалеку от старой крепости. Территория советского городка была огорожена забором и обнесена колючей проволокой. Первый месяц сибиряк проходил курс молодого бойца, затем новобранцы приняли военную присягу. Иванов ее не принимал, он принял ее еще в стенах военного училища. Для бывшего курсанта первые дни службы больших проблем не приносили. Они начались, как только он попал в третью мотострелковую роту. В ее составе почти семьдесят процентов были выходцы из Кавказа и Средней Азии. Десять молодых солдат, в числе которых была два омича, почти незаметно растворились в общей массе военнослужащих. Иванов, как и его земляк Касаткин, радостно вздохнули, надеялись на то, что «старики» их не достанут. Однако «салаги» жестоко просчитались. Они почти каждый день и ночь выполняли указания тех, кто прослужил чуть-чуть их больше.