Вверх! На вертикали "фокке-вульф" должен обязательно отстать. Вверх!
"Что это? - лихорадочно размышлял Грабарь. - Показательный бой для поднятия духа курсантов после инцидента с Земцовым? И во имя этого самого духа решено меня сбить?"
Машина свечой взмыла в небо. Переворот! Самолеты с ревом и грохотом ввинчивались в синеву, проносились над самой землей, опять взмывали вверх.
Казалось, в воздухе находятся не две машины, а два десятка. Они заполнили все небо.
Тесленко, наблюдавший за боем, то и дело вздрагивал. Пушечные трассы опутывали машину Грабаря, как паутиной. Казалось, еще мгновение, и самолет вспыхнет, упадет на землю. Но каждый раз ему каким-то чудом удавалось вырваться из огненного кольца.
Опыт и мастерство позволяли капитану держаться, Он вертелся среди огненных трасс, рядом с ними, ускользал в сторону, возвращался. Он отступал и снова шел в атаку. Он проигрывал и неизменно оказывался в выигрыше.
Это была смертельная игра, но он должен был довести ее до конца. Вот когда капитан Грабарь миллион раз сказал спасибо создателю этой чудесной машины. Она была послушна малейшему движению рулей, устойчива, позволяла закладывать любой вираж. И самое главное - у нее была большая скорость, чем у "фокке-вульфа", большая, даже несмотря на то, что тот применял форсаж. Не будь преимущества в скорости, никакое мастерство не помогло бы капитану.
Снова атакует немец. Снова несутся рядом снаряды, Снова нужно уходить и возвращаться.
Грабарь не мог осуществить задуманное сразу. Необходимо было дать мотору выработать как можно больше горючего. Он вовсе не хотел, чтобы ко всем другим неприятностям прибавилась еще и угроза пожара. Но вот до конца боя остались считанные секунды. "Пора!" - сказал себе капитан. Он выбрал мгновение. Он рассчитал. Он увидел, как в воздухе вспухла пушечная трасса. И положил машину на бок.
Пули перерезали правую консоль "Ла-5". Рывок вверх! Переворот!
И машина сорвалась в штопор. Она беспорядочно кувыркалась, все стремительнее приближаясь к земле. От нее отделилось облачко дыма. Оглушительно взвыл мотор. Самолет дернулся. Еще мгновение он держался в воздухе, потом мотор чихнул и заглох.
Наступила мертвая тишина.
Тесленко закрыл глаза. Стоявшие у барака пленные замерли...
-... два...три...четыре...- считал капитал. Самолет раскручивало в жесточайшем штопоре.
-... семь...
Капитан терял сознание. В голове стоял оглушительный, все раздирающий звон.
- Не смей!
Он должен был удержать цифры. Все остальное не имело значения. Только цифры. И он, задыхаясь, хрипло выкрикивал их через равные промежутки времени:
- восемь... девять!
Он дал правой ноги и рывком оттолкнул от себя ручку. На самых высоких оборотах взвыл мотор, и самолет, словно выстреленный, метнулся к земле. Капитан бросил взгляд на крыло - пламя сорвало. Он сделал горку и выключил зажигание.
Машина ударилась о землю, подпрыгнула, еще ударилась и побежала по полосе. Капитан рванул фонарь и отстегнул привязные ремни.
Как только скорость пробега замедлилась, он приподнялся.
Вывалившись из кабины, он прокатился по крылу, упал на землю и откатился в сторону...
Немцы, наблюдавшие за полетом, загалдели. Они видели, каких нечеловеческих усилий стоила пленному советскому летчику эта посадка на искалеченной машине.
А в это время капитан лежал в стороне от самолета, следил за улетавшим "фокке-вульфом" и хохотал.
Это был неудержимый, истерический хохот, который капитан не в силах был подавить. Да он и не старался.
Это было разрядкой того невероятного напряжения, в котором он находился в течение пятнадцати страшных минут, показавшихся ему часами.
Тесленко помог Грабарю дойти до барака. Капитан едва переставлял ноги. Тесленко увидел, что на лице Грабаря появилась неровная клочковатая щетина. Сержант еще в полку заметил, что такая растительность часто появлялась на щеках летчиков, только что избежавших смертельной опасности. Он глядел на Грабаря с тревогой и жалостью. Он понимал, что капитан подставил себя под пули сознательно, хотя и не знал, для чего ему это было нужно.
Глава двенадцатая
1
За неравным поединком следили не только немецкие курсанты и пленные летчики. Еще более внимательно наблюдал за происходящим майор Заукель. Вместе с обер-лейтенантом Бергером он стоял на краю летного поля и не отрывал глаз от машин.
- Как ты находишь полет этого капитана? - спросил он Бергора, когда Грабарь в очередной раз умело вывел машину из-под удара и сам пошел в атаку, Обер-лейтенант чистил пилочкой ногти.
- Боюсь, что я мало в этом смыслю, - проговорил он, на секунду прервав свое занятие и равнодушно глянув на кружащиеся в небе самолеты. - Раз не сбит, значит, неплохо.
- Ты попал пальцем в небо, как говорят русские. Бергер ухмыльнулся.
- Тебе виднее. У тебя на этот счет опыт побогаче, - сказал он, намекая на то, что Заукель был дважды сбит на восточном фронте.
Майор покосился на Бергера. - Тогда мне было не до смеха,
- Охотно верю. Впрочем, ты должен благодарить их. - Он кивнул на стоявших у барака пленных. - Если бы не они, ты давно уже наверняка сгорел бы во славу германского оружия.
Заукель поморщился. Что за манера - без конца тыкать других носом в их неприятности!
И все-таки Бергер прав. Ему, Заукелю, повезло. После того как его сбили во второй раз, он долго пролежал в госпитале. А потом пришел приказ откомандировать его в тыл для организации экспериментального учебного аэродрома.
Эту идею он подал еще полтора года назад. Но из-за бюрократической волокиты и неразберихи в верхах дело затянулось. Только когда в этой русской мясорубке начали перемалываться целые авиационные полки и дивизии, в Берлине вспомнили о майоре Заукеле...
Самолеты пронеслись над аэродромом и скрылись за рощей.
- Что говорит о капитане твой колченогий? - спросил Заукель.
- У капитана среди пленных завидный авторитет.
- Этого следовало ожидать.
Бергер покосился на Заукеля и сказал как бы между прочим:
- Капитан и его маленький сержант настойчиво пытаются достать кусачки. Не знаю, что они собираются с ними делать... Заукель круто повернулся.
- Кусачки?! Вот как... Вызови-ка ко мне обоих! - И, помолчав, добавил: Не сейчас. Прикажи привести их после обеда. Я жду сейчас полковника Вейса...
2
Когда после обеда пленных привели на работу в ангар, изрешеченный самолет Грабаря уже стоял там. Капитан обошел машину, внимательно осматривая повреждения.
Да, он рассчитал довольно точно, подставив под огонь плоскость. Но несколько пуль пробили и фюзеляж самолета.
Только сейчас Грабарь понял, насколько, в сущности, безнадежной была его затея. Капитан спрашивал себя, как он вообще мог пойти на такое. Если б еще была хоть какая-то реальная надежда на помощь Блюменталя...
Вскоре Блюменталь появился возле самолета. Улучив минуту, когда поблизости никого не было. Грабарь подошел к технику. "Терять уже нечего" - сказал он себе.
- Господин Блюменталь, где хранятся патроны н пушкам "Ла-5"?
Техник смешался.
- Откуда вы знаете о патронах?
- Слышал разговор Заукеля с Бергером. Есть здесь патроны?
- Да, - не сразу ответил Блюмеяталь. - На нижнем складе.
- На том, что за рощицей?
- Да.
- Кто заведует складом?
- Зачем вам это знать?
- Господин Блюменталь, мне нужны патроны. Техник вздрогнул.
- Что?!
- Мне нужны патроны, - повторил Грабарь. - Дайте их мне.
- Вы хотите бежать?
- Да.
Блюменталь подумал. Потом решительно сказал:
- Нет. Этого я не сделаю,
- Почему?
- Я - немец. Я не хочу помогать русским убивать немцев.