- Я не хочу причинить кому-то боль. Они сказали, предстоит много работы, и они слишком гуманны, чтобы обойтись крикаином, а значит без наркоза никак. Я после разморозки еле вспомнил себя, и кто знает, что взбредет в мою сумасшедшую голову под наркозом? Если это будет код? Даже без руки меня ни фиксаторы, ни транквилизаторы долго не удержат, а с рукой и подавно. Проверено ГИДРой не один раз. Я их всех перережу и даже глазом не моргну.
- Если это будет код, - она акцентировала первое слово, - и если вдруг они окажутся столь же непрофессиональны, как и те идиоты из ГИДРы, по зелени думающие отключить тебя обычными препаратами.
- А если так и будет? – Баки посмотрел на нее со стальной решимостью во взгляде, которая обычно стопроцентно отпугивала всех. Всех, кроме нее. Она ломала его железную логику, как картонную, и обычно Баки сдавался быстро. - Ты же знаешь, как я отношусь к людям в белом! Ты же знаешь…
- Я-то знаю, - она сжала руки на его правой руке и по жесткой линии ребер на левом боку, заставляя прерваться на полуслове. – И поэтому я буду там, в операционной, следить, чтобы мишка Баки вел себя хорошо, - окончание фразы прозвучало на чистом русском, и Барнс интуитивно занервничал бы, окажись на ее месте любой другой, но с ней он остался спокоен, ей он доверял, даже будучи уверенным, что она знала его код лучше его самого, лучше всех англоговорящих американцев, с произношением, всеми нужными ударениями и интонациями.
- Я не уверен, что сейчас это нужно… - попытался Баки, но был снова прерван, теперь уже поцелуем, и будь он проклят, если это все-таки не подлый сговор за его спиной.
- Очень нужно, поверь, - она задела носом колючую небритую щеку. – Помнишь, что я сказала тебе перед… нашим первым тренировочным боем?
- Так пусть увидят, - прошептал Баки, даже не задумавшись ни на секунду, чтобы в точности воспроизвести в памяти один конкретный момент семидесятилетней давности.
- Пусть они увидят, - коснувшись его лица, она осторожно очертила скулу и, продлив прикосновение, заправила за ухо длинную смоляную прядь. – Не сумасшедшего калеку, неспособного дать отпор и тихо прячущегося за чужие спины. И не Зимнего Солдата, чьи портреты наводнили розыскные базы данных всего мира. Дай им увидеть другого человека, - она смотрела на него, не отрываясь, мешая отвести взгляд, и в глубине голубых глаз плескалась теплая, тягучая уверенность. - Дай им увидеть того самого бруклинского мальчишку, который в 45-ом не вернулся с войны. Баки… Дай им увидеть себя.
Барнс вздохнул, как-то слишком тяжело, словно тропическая духота и впрямь была способна обеспечить ему трудности с дыханием.
- Меня… того бруклинского парня давно нет в живых.
- Как и меня нет, - она все еще не сводила с него взгляда. – Выкапывать себя из собственной же могилы – тяжелый вызов даже для плещущейся в нас сыворотки, но… так нужно. И я это сделаю. Мы сделаем это. Вместе, - она переплела их пальцы в замок.
Следующий вопрос Баки считал абсолютно глупым, но ему вдруг показалось, что настолько невинная глупость простительна вымороженной насквозь, запрограммированной машине для убийств.
- Из чувства долга?
Прозвучавший тихим шепотом ответ только лишний раз поставил штамп, подтвердил, что ничто не было забыто, ни под пытками, ни под вживленной электроникой, ни даже под словесным программированием.
- Давно уже нет.
Тем, кто остался, мои слезы.
Я выбрал жизнь, но слишком поздно.
Нас раздавило чужое небо
Чужое небо, мои слезы.
========== Удалённая глава ==========
Комментарий к Удалённая глава
Отдельные мысли к этой главе набросались ещё перед написанием 15-ой, точнее, они и были 15-ой главой, но потом мне показались они лишними и напрочь выбивающимися из общего сюжета, поэтому их я опустила в манере марвела, как “удалённую сцену”. Но вот буквально вчера наткнулась вк на спор о том, ощутил ли Баки боль, когда Старк отхреначил ему руку репульсором. Бродили мысли среди спорящих, что нихрена Баки не почувствовал, так как протез - железячка, и вообще ему как будто бы было пофиг на отстреленную (в который-то раз) руку. Меня подмыло. Решила вытащить удаленку, доработать и выложить, пусть даже она немного POV и не совсем о том, как вызверился Старк.
Ей не нужно было взламывать правительственные архивы и воровать секретную информацию, чтобы знать, в каких еще целях, помимо боевых, ГИДРА использовала Зимнего Солдата. От нее, с чипом в мозгу, этого не скрывали с тех самых пор, как ввели в практику: в свободное от миссий время Солдата отдавали в руки ученых фармацевтических корпораций, с которыми у ГИДРы имелись теневые, а зачастую совершенно легальные договоры. В них прописывался ряд условий, на которых Солдат использовался в качестве объекта тестирования экспериментальных препаратов, сроки и заранее оговоренные сторонами суммы.
ГИДРА, причём обоих континентов, сдавала Солдата в аренду, при любой подходящей возможности, взамен получая огромные деньги и более совершенные образцы химикатов, которыми в обход сыворотки можно было подавлять волю их бесценного живого оружия. Развивающаяся бешеными темпами фармацевтическая промышленность заполучала себе в ограниченное пользование дорогущую лабораторную крысу беспрецедентного многоразового использования, внутри которой в естественных условиях можно было моделировать развитие практически любого заболевания от момента инфицирования до собственно выздоровления.
Сидя сейчас в медицинском центре Его Высочества, под мерный гул оборудования она могла бы, сильно не задумываясь, накидать внушительный список препаратов, созданных с конца 60-ых по середину нулевых, ныне всем известных и широко применяемых в медицине, минимальная терапевтическая и летальная дозы которых опытным путем были установлены на Солдате. Тем же образом проверялось их фармакологическое действие, побочные эффекты и еще прочее-прочее, что позже просто записали на листках-вкладышах с поправкой на скорость метаболизма.
На Солдате тестировали природные и генно-модифицированные штаммы, на нем отрабатывали вакцины, яды и противоядия.
За подобную возможность ГИДРу щедро осыпали деньгами, ей на блюдце с голубой каемкой подносили усовершенствованные транквилизаторы, нейролептики, миорелаксанты и еще тьму-тьмущую специфических препаратов премедикации для наиболее эффективной электрошоковой терапии, криостаза и выведения из него же в минимальные сроки.
С 1945-го сыворотка Солдата прошла и огонь с агонией, и воду с утоплением, и медные трубы со щедрым отравлением тяжелыми металлами. И лучше бы кто выжег у нее из головы воспоминание о том, как в проклятом 45-ом она спасала жизнь умирающему пленному. Сейчас ей все чаще малодушно думалось, что лучше бы он умер тогда, лучше бы она застрелила его в той сырой камере, на залитом кровью бетонном полу. И себе пустила бы пулю в висок, рухнув рядом, не узнав ни его имени, ни истинного потенциала сыворотки, в которой ее отец видел эволюцию человечества как вида.
Но все в итоге случилось именно так, как случилось, позади осталось больше семидесяти лет, пролетевших в одно мгновение и ознаменованных горой трупов – жертв ее реализованных амбиций.
Семьдесят лет в отсутствии контроля над собственным телом - как один бесконечный, чтобы снова словно вернуться к началу, погрязнув в де жа вю. Опять лаборатория без окон, опять люминесцентный свет белел в хромированных поверхностях интерьера, опять зловещая тишина и мысли, мысли, мысли… скорым поездом несущиеся вперед, грохочущие о кости черепа.
У Баки ускорен метаболизм, на что все время нужно было ссылаться при расчете дозировки. У него отсутствала рука, что тоже вносило свои коррективы. Многочисленные эксперименты так или иначе обеспечили ему привыкание и, как следствие, невосприимчивость к обширному спектру медикаментов, особенно, схожих по химической структуре. Учитывая все эти нюансы, подобрать для него анестезию казалось целью едва ли достижимой.
Прежде всего, он не должен был ничего чувствовать. И пусть она ничуть не удивится, если прямо посреди операции, с распаханной левой половиной тела, он встанет со стола и, полубезумный от боли и страха, пойдет в разнос, это не означало, что до этого стоило доводить или даже рассматривать подобное гипотетически.