Было влажно, пахло тиной, в непросыхающих после затяжных дождей рытвинах лесной дороги зеленела вода. Несмотря на яркий солнечный день, здесь царил полумрак.
Лесная тишина не успокоила Коваля. Перед глазами все время стояли картины вчерашних событий, одна другой болезненней.
…Еще не смолк звонок, как Ружена открыла уже дверь, будто все время стояла за нею. Отступила, улыбаясь, пропустила Коваля в коридор и сразу прижалась к нему, обняла.
Снимая запыленные туфли, Коваль машинально с порога окинул взглядом комнату. Мебель скромная: шкаф, стол, четыре мягких стула, удобный для отдыха, но вышедший из моды диван «лира», полевые цветы в вазах. Небольшой яркий коврик у порога говорил об аккуратности хозяйки, и вообще вся комната была наполнена какими-то чистыми запахами. Истосковавшись в экспедициях по домашнему уюту, Ружена сейчас наслаждалась им.
Посреди комнаты лежал раскрытый желтый чемодан с уложенными вещами.
Ружена не очень-то следила за модой, но ей хотелось, чтобы Дмитрий Иванович увидел, с какой любовью она готовится к их поездке…
Прошла вперед, улыбаясь, остановилась над чемоданом. Стройная, чернявая, глаза — две спелые вишенки, чуть подкрашенные губы, и впрямь — роза!
У Коваля защемило сердце оттого, что должен сказать слова, которые огорчат ее.
Ружена завязала под подбородком тесемки легкой плетеной шляпки, отсвечивавшей на лице розовым светом, и, отступив от зеркала, счастливая, обернулась к Ковалю.
Он нежно обнял ее — неуклюжий, смешной в мундире и тапочках — и, сдвинув шляпку, уткнулся лицом в пышную прическу. Запах душистых волос пьянил.
С горечью подумал:
«Все эти внезапные ночные выезды, погони, иногда и смертельная опасность делают тревожной жизнь не только оперативников, но и их жен, которые в ожидании мужей замирают по ночам от страха и неведенья. Имею ли я право предлагать Ружене разделить со мной такую жизнь?»
Поднял голову.
Ружена перехватила его взгляд.
— Я тебе не нравлюсь?
Как все объяснить? Вчера она посмеялась, когда он сказал, что для него работа — это его жизнь. «Значит, ни дня без преступника?» — спросила она.
— Ой, Дима, мне, должно быть, уже ничего не идет, — продолжала поглядывать в зеркало Ружена. — Огрубела я в экспедициях…
— Ну, что ты, — механически произнес Коваль, думая о своем. — Тебе все к лицу… И шляпка, и…
— Что с тобой? У тебя неприятности?.. — Она взяла Коваля за руки, заглянула в глаза. — Ты взял билеты?..
— Неожиданное задание, Руженочка. Отпуск немного откладывается… Завтра в командировку.
У нее опустились руки.
— Как же так?
Коваль привлек Ружену к себе. Его снова опьянил дурманящий запах ее волос…
…Какой-то Чепиков… застрелил жену и любовника… Из трофейного парабеллума. Во дворе, над Росью… В то время, как он, Коваль, отважился на новую жизнь, которую так нелегко начинать в его годы…
Ружена легонько оттолкнула его.
— Правда? — Она еще не до конца верила в то, что сказал Коваль.
— Служебная необходимость, милая… — Он не привык быть в роли виноватого и нахмурился.
«Служебная необходимость». Она уже слышала эти слова. Однажды его вызвали прямо из театра… Тогда он тоже сказал: «Служебная необходимость», — и она поняла. Но теперь? Когда они наконец собрались, можно сказать, в свадебное путешествие…
Дмитрий Иванович уже видел на фотографиях убитых — худенькую молодую жену Чепикова и плотника Лагуту. Сам Чепиков — пожилой, морщинистый человек — сидел понурый. Коваль не верил фотографиям. Они не передают ни цвета глаз, ни настроения, ни характера. Фотография запечатляет лишь мгновение, и оно не может по-настоящему характеризовать личность.
Обнимая Ружену, Дмитрий Иванович чувствовал, что должен безотлагательно увидеть этого Чепикова, услышать его голос. Какое безумство толкнуло человека на такое преступление?!
— Разве, кроме тебя, некого послать?
Это голос Ружены. Он дошел до сознания Дмитрия Ивановича словно из другого мира.
Через неделю Управление уголовного розыска должны слушать на коллегии министерства, и поэтому Непийводу беспокоит отсутствие доказательств по делу Чепикова…
— Может, и было. Начальству виднее.
— Ты еще шутишь! — Голос Ружены задрожал. На глазах появились слезы.
— Приказы не обсуждают.
Она с надеждой посмотрела на Дмитрия Ивановича, но на его лице не было и намека на шутку. Расстроенная, подошла к столу, схватила новенький цветастый купальник.
— Всего недели на две, не больше, — оправдывался Коваль. — Давай подождем, — попросил он как можно мягче.