А вот, для разнообразия, несколько сильных простых ударов и опять он ей бёдра сдавливает. Пауза. Дыхание тяжелое стало, надо дать передохнуть.
Потом начался второй раунд. По разогретому пошёл, тут уж посильнее надо. И Ева с удивлением отметила, что стала приахивать при выдохе, как… ну, она слышала, что так в постели ахают. Эти, как их… фрикции, ей пока неведомые, но розги тоже неплохо, да и кричать можно в полный голос, всё заглушается. А что и выплывет, так Виктору приятно будет.
Да, этот скромный служащий магазина "Интим" в совершенстве владел древним японским искусством сечки. Тренировался он, в основном, на жёнах и девушках друзей и коллег, а вот на службе его умение применения не находило. Мазохист нынче пошёл грубый, ему посильнее да побольше давай. Тут как раз Андрей впору с его ремнями и богатырским замахом.
Есть подозрение, что многие, кто мог бы получить удовольствие от щекотки розгами, попросту стесняются признать себя извращенцами и сидят себе тихо, в "Интим" не обращаются. Вот и ржавеет без дела искусство, а деньги сыплются в карманы грубых ремесленников, ублажающих клиентов с дурными вкусами. И когда подворачивается возможность, настоящий мастер всегда потренируется. И девушке приятное сделает.
Снова пауза и снова — вжик, вжик!
Тепло от порки начало проникать вовнутрь тела, обжигать какие-то внутренние органы и давать от этого неописуемые ощущения. Они довольно быстро гасли, давая Еве набраться сил перед следующим "ожогом", но чем дальше, тем чаще и приятнее.
Почудилось вдруг, что отдельные части ягодиц научились независимо подниматься и, подобно пальцам руки, щиплют струны розог, а рождающаяся от того музыка распространяется в теле, а не в воздухе. И пусть это не возвышенная скрипичная игра, но ведь и воспринимается она не отдельными ушами, а всей массой тела, всем объёмом, каждым нервом. Совместное прослушивание укрепляет убеждение в том, что всё это принадлежит одному телу и, сплотившись, может вызывать чудесное чувство единства.
Если попа выдержит, то можно довести дело и до этого полного возбуждения тела, которое страшно подумать, как называется. Полнейшее, в общем, наслаждение. А-а-а!
Внезапно в дверь постучали. Мигом всё стихло, занесённая уже розга разочарованно свистнула в воздухе.
Шаги. Осторожный голос:
— Кто там?
Пока конспираторы через дверь выясняли отношения, Ева почувствовала, что ей зверски чего-то не хватает, аж тело чешется. Начиналась порка как пытка, а перешла… Чёрт её знает, но как хочется продолжать! Только когда чего-то тебя лишат, тогда и оценишь. Ну, скорее же болтайте, и снова за дело!
Щёлкнула задвижка. Голос Андрея спросил:
— Ну как? А где клиент?
— Плохо дело, — донёсся другой голос, незнакомый. Ева поняла, что это секундант. — Не проверили заранее маршрут, а на нём оказался туалет. Ну, он как увидел "два ноля", так сразу локти нам под рёбра и туда. Пока мы оклемались, пока сообразили, пока вбежали — он уже в кабинке заперся и штанами шуршит. Мы уж собрались штурмовать кабинку, ведь минутной слабости поддался мужик, а мог бы и победить. А там женский, что ли, по соседству, и мы слышим голос клиентки: "Скорей, тяни, тяни, Кир, сильнее, да не дёргай, упускаю, мокрая уже!" Тут и наш зажурчал.
Пауза.
— Что же, они одновременно, что ли? Никто не победил?
— Похоже на то.
— А порка-то будет? Что там в их уговоре на этот счёт?
— Ничего нет. Сами, значит, будут улаживать свои отношения. Так что ваши услуги не понадобятся. Э-э, да вы тут уже всё приготовили, ну, даёте! А зря. О-о, а это тут кто красненький весь?
Жертва всем телом, и особенно растревоженной попкой, почуяла на себе взгляды.
— Мы думали… значит, клиентка в туалете… понимаете, мы думали, что это она и есть.
— Да вы что, Эвелину не знаете? Это же кобыла с вот та-акой задницей, в ней литр мочи затеряется, а то и полтора. Чемпионка же всего их факультета! А это какая-то козочка худющая.
"Сам ты козёл", — подумала Ева, но бубнить сквозь резину не стала. Портить себе ещё настроение!
— Откуда же нам знать, мы же не с ней, а с клиентом договаривались. То-то она затвердила, как попугай, что не Эвелина, не Эвелина, а мы думали — лукавит.
— Ну, в общем, вы тут разбирайтесь сами и сматывайте удочки побыстрее, а мы пошли.
Хлопнула дверь. Лишние проблемы секундантам были ни к чему. Особенно связанные с насилием.
Воцарилась недоумённая тишина. Ева просто изнывала от незавершённости, а тут ещё лобком почуяла мокрое. Оказывается, в пылу сечки она не заметила, как обдулась горячим. Поддон неплох, всё стекло по канавкам, а вот полежала минутку без движений, моча, что осталась чуть-чуть, остыла и кожа её чувствует. Чёрт, чтобы им постучать через две… нет, три… нет, пять минут. А у Эвки, видать, "молнию" на джинсах заело. Интересно, Кира справилась или мокрые обе?
Тихие звуки: "Что ж теперь делать-то?", "Это ж подсудное дело", "Ну, залетели".
Вдруг девушка почувствовала, что с неё снимают противогаз. Зажмурилась, но зря: снимали очень осторожно, извиняюще, будто с принцессы какой. Открыла глаза. Виктор сидел на корточках и смотрел на неё снизу вверх.
— Мы напялили на тебя эту штуку, — он хлопнул резиной, та наполнилась воздухом и на миг раздулась, — потому что ты слишком громко твердила: "Я не Ипполит…" то есть "не Эвелина, я не Эвелина". Так вот, теперь талдычить не нужно, мы и так это знаем. А о том, что нам теперь в связи с этим делать, ты можешь сказать тихонько, на ушко. — И повернул голову ухом к ней.
Андрей сзади закричал:
— Осторожнее, она тебе ухо куснёт, — хотя Ева открыла рот, чтобы шепнуть "Дальше!". — Они всегда кусают, когда иначе не могут, а ты её так отделал! Погляди, попа аж светится и дальше по телу пошло!
Виктор покачал головой, ухо заходило туда-сюда.
— Да хоть все уши нам пооткусывает, а мы будем только довольны, что не что ещё нам откусила, и просить, чтоб не заявляла. Не заявишь? — Он лукаво скосил на неё глаза и подмигнул, опять подставил ухо.
Ева уже просто не могла. Она напрягла мышцы и "встала" на растяжках, оторвала лобок от мокрого. Голос её зазвучал сильно и звонко:
— Если вы сию же минуту не доведёте меня до полного… удовлетворения (она постеснялась назвать его по-настоящему) — заявлю обязательно!</p>