Выбрать главу

     Правда, что ли? Не пригрёзилось ли? Ну, вот теперь бёдра чуют снова брюки и как их спускают. Вот подвёл ступню под её свешивающиеся ноги и поддел, поднял, снова низ живота на весу. И снова спускает, ссучивает, облегают же. И вообще, расстёгнутая "молния" — это Рубикон.

     Это уже переходит всякие границы! Если всё раннее можно было, при сильном желании на почве симпатии или жалости, честности (её-то тоже было в кайф, кричать не пыталась) или планов на будущее, отнести к мелкому ненаказуемому хулиганству, то теперь это уде серьёзное посягательство на тело и имущество… нет, в таком порядке: на имущество, девичью честь и потом уже тело. Теперь просить уде невозможно, начал — не бросит. А убедительно просить не получится, живот по-прежнему спрессован — весом собственного тела.

     Сподручно раздевает, стервец! Профессионально аж. Ох, не первая я у него, и даже не перводесяточная. В другой обстановке было бы приятно… то есть приятнее.

     Кира чуть-чуть мычала и подёргивала ногами, больше помогая, чем мешая.

     Конечно, такой раздёв возмутителен. Но, если оставаться до конца объективными, то надо отметить два обстоятельства. Во-первых, это единственный способ избежать её разъярённой мести. Когда она останется без брюк… хм-м, а пикантно будет выглядеть — чёрная водолазка "под горлышко" и с рукавами, полоска кожи и чёрные слипы. Она вообще-то не жаловала чёрное бельё, она казалось ей обугливающим тело и пессимистичным, но вот тут, под тонкие брючки, надела, чтоб не просвечивало, очень уж материя тонкая. И кроссовки, тоже в чёрных тонах, с белыми полосочками. Забавный видок будет, прямо хоть новую моду застреливай. Перемычки на бёдрах узкие-узкие, слипы всё-таки.

     Так вот, когда она останется в одном этом, то будет не до мести. Позора бы избежать, или хотя бы придумать сносное объяснение, если застукают. Это он верно мне проблемы создают, то есть с их точки зрения, конечно. Сообразительные.

     А во-вторых… После всех истязаний задницы брюки там пришли в беспорядок, смятение — в буквальном смысле слова, и по бёдрам, небось, сползли. Она бы и сама их первым делом, ещё до всякой мести, расстегнула, спустила, потёрла попу через трусы… да лучше и их приспустить, потереть по голому, покрепче, а то чешется, вернуть трусы и заново натянуть брюки, разгладить на заднице, поддёрнуть и застегнуть. Только после этого вернётся чувство комфорта — кроме зуда в самом теле, конечно, и можно мстить.

     Но именно это с ней и делают! Вот спустил до полубёдер… нет, слипы не спускает, через них потёр… ага, просунул ладонь под канты и трёт попку уде по голому, чуть мнёт, как бы извиняется за прошлое, не сердишься ли на меня, плоть женская? Приятно-то как, господи! Словно ухаживают за ней. Жаль, что скоро всё кончится.

     Вот поддёрнул слипы и — продолжил снимать, стаскивать брюки. Почему не надевает? Ах да, смотри "во-первых".

     Кира вытягивала носочки, чтобы кроссовки не мешали исходу брюк. Твердила себе, что если застрянет там ступнями, то ей же хуже будет. Порвёт ещё, а если и не порвёт, то на ногах не устоит, даже если её на них и поставят, не выпутается, скоро не оденется, а трусы уже на виду, так что хуже не будет. Аукнется ей тонюсина материи, ох, как аукнется!

     Очень непривычно оставаться в трусах в учебной аудитории. Экстрим какой-то, стрёмно очень. Хоть отдадут ей брюки?

     Отдали, спасибо им. Сняли перегнутое и затёкшее чуток тело в"с парты, грудку чтоб не защемила, поставили на ноги, отдали и брюки, и Евкину тетрадку. Джентльмены, да и только.

     Только Кира успела подумать, что хладнокровие и выдержка могут лишь спасти её от позора, а о втором "зайце", то есть немедленной мести, лучше позабыть, как её что-то потрясло. Больше потрясло, чем истязание и даже раздевание.

     Эти два свинюка повернулись друг к другу и снова тихо заговорили. Наушники из её ушей давно уже перекочевали к ним, снова они их делят, согнувшись, как и до её прихода. В точности! Наша героиня испытала нечто типа "дежа вю" или "дня сурка", почудилось даже, что она в первый раз зашла сюда без брюк.

     Главное — нулём на неё, будто и не терзали её попу, не шлёпали, не гладили, не пытались достать клитор. Ещё, чего доброго, оглянутся сейчас и безмерно удивятся. Надо же, в каком виде тут девушки ходят!

     Это как после постельных игр отвернуться к стене и захрапеть. Почти что предательство, но, опять-таки, в целях самозащиты. Не знаем, не ведаем, сидим себе тихонько, слушаем группу "Примус". Словно это она сама нагло обнажилась и пришла сюда мужчин эпатировать — или соблазнять.

     Начни она мстить, отомстила бы за эту отрешённость. Но надо думать о спасении. Сначала трезво оценим обстановку.

     К счастью, никто больше в аудитории не появился. Есть шанс. Но быстро надеть брюки не получится. Надо расшнуровать кроссовки, да и не джинсы это с мгновенным впрыгиванием, тут напяливать надо медленно, осторожно, с любовью к ножкам. Сколько-то минут займёт, и эти минуты надо ещё выиграть.

     Одеваться на глазах этих скотов она не хотела. С одной стороны, молчаливое одевание выглядело бы как смирение со своей участью, с другой — дадут ли они ей до конца одеться, ведь тогда она будет готова к жестокой мести. Наконец, просто неприлично девушке одеваться на глазах незнакомых мужчин. Да, почти интимно пообщались, но имён-то не знает! Как и они — её имя.

     Как уйти с их глаз долой? К счастью, во всех крутоярусных аудиториях от двери идёт проход под всеми ярусами, выходя почти к лекторскому столу, проход с низким потолком и без освещения, только от двери виден свет со стороны аудитории, а со стороны того конца — свет в проёме двери. Полутёмный такой проходишко. Да там и рассматривать особенно нечего, потому и не освещают.

     Сейчас эта полутьма как нельзя кстати. Спасительная она.

     Если мальчишки продолжали разговаривать как ни в чём не бывало, то и Кира как ни в чём ещё пуще не бывало (как ни в какой переделке не побывая) направилась к выходу. Словно она только лишь перегнулась, взяла тетрадку и вот теперь уходит. Давалась эта невозмутимость с трудом, но давалась. А пока даётся, надо брать!

     Она успела сделать пару шагов по проходу, чтобы втянуться, вшагнуть в желанные сумерки, как вдруг услышала шум, гул и топот. Такой знакомый шум, родной прямо, но сейчас просто угрожающий. С такими звуками ходят неорганизованные толпы студентов. Сейчас они явно идут сюда, на лекцию, покушали и оттянулись уже, перемена кончается. Дверь чуть приоткрыта, видна светлая щёлка, но вот-вот её распахнут.