Ни хрена.
Ни кола, ни двора. Ни травы на дворе.
Что там раньше, курица или яйцо?
Ни яйца, ни курятины. А ведь таких молодцов
Поискать в Поднебесной, подлунном, подледной рыбалке. Отцов
И детей опроси. Керосинь с ними в синь. Матерей
Опроси. Изведи хоть полста фонарей,
Десять энциклопедий.
Не дури. Напиши, намешав пополам с грусть-тоскою моей
Хоть про что.
Хоть про жизнь на луне. Хоть про Машеньку и про медведей.
«Не знаем мы, что там, за горизонтом…»
Не знаем мы, что там, за горизонтом.
На горе зонтик истрепался в клочья,
А тут дожди идут с каким-то понтом
(Возможно, что Эвксинским или?..). Впрочем,
За пеленою водной тьма густеет,
Светила отблистали, отблестели.
Не знаем, что там,
Не боимся – что там,
Шагнуть туда – как сделать шаг к постели.
Какие мне куплеты насвистели,
Какие мне балеты танцевали,
Какие мне минеты предлагали
Не за монету. Так же бескорыстно
Кормили пирогами. Поразмыслим
Об этом – мене, текел – числа, числа —
Покуда ветер не дорос до урагана.
…Не знаем мы, что там. Как с колыбели,
Так и до самой краешной недели.
Дурачонок
Страстная ли, бесстрастная неделя,
Деталей этих я не разумею.
Прикармливать бессонницу в постели
Таблетками на что мне, в самом деле.
И головой почти не крутит шея,
Хоть хвост собакой ловко управляет.
Когда почти что дошагал до края,
Ты налегке шагаешь и шагаешь,
Как будто к новой жизни поспеваешь,
И опоздать боишься на раздачу.
Да ты, брат, дурачонок, не иначе.
Тыква
Из тыквы делалась карета,
И зимы обращались в лето,
Когда под двадцать было лет.
Карета в тыкву обратится,
Когда тебе давно за тридцать
По совокупности примет
И за тобой идут след в след
Уж не друзья и не девицы
(Да этих и в помине нет).
Какая, на хрен, заграница!
Какой обед, какой банкет!
Пусть бережет меня милиция,
Которой нет.
Короткий: нет! – Хотя б не скучно…
Ну что ж – спасибо за ответ,
Который все же был получен
На склоне лет.
Который все же был получше,
Чем сам билет.
Который… Вот ведь скверный случай!
Бред…
«До бога далеко…»
До бога далеко. Начальство близко.
Мосты уже разведены повсюду.
И жены, утомившись бить посуду,
Сидят устало. Что еще там в списке?
Совсем немного: пара истин низких
И пара возвышающих обманов.
Ты только дай нам знак: уже не рано.
И мы уходим. Тихо. По-английски.
…А можно я еще чуть-чуть побуду?
«Молчать умеем мы на языке любом…»
Молчать умеем мы на языке любом,
Мы, в общем, записные полиглоты.
Когда не в силах подавить зевоту,
Мыслишку хилую как сопельки жуем.
Тебя коробит слово? Что ты, что ты!
Не обижайся: есть свои резоны
У тех, кто триста лет стрижет газоны,
Но и у тех, кто еле сдерживает рвоту.
И как по нотам всё, и как по нотам!
Почти рай
Ах, эта жизнь почти что рай. Однако
Местами переходит в ад. Местами
В кромешный край, где не живут собаки,
Но жизнь собачья песьей шерстью тает.
Я рад, что переходит, – ад понятен.
Там чертики проворные толкутся,
Туда ушли друзья – уж не вернутся,
Покроются коростой жирных пятен.
Не снять их.
Наблюдение часов
Счастливые часов не наблюдают,
Несчастным же они не по карману.
Запасов нет – они карман не тянут,
А гири на часах – по килограмму.
И тяжелее будут с каждым годом.
В младенчестве мы только в весе пуха,
В ребячестве – уж в весе петуха.
Пока не ноют наши потроха
И как-то зазевалась смерть-старуха,
Идем гурьбой и празднуем с народом.
Но к осени мы веса наберем,
Как гусь мартынов, жиром залоснимся,
Присядем, пригорюнившись, вдвоем:
Вот я, вот зеркало. Не спим, а только снимся.
Зябну
Блажен, кто верует. Тепло ему на свете.
Но зябко постоянно атеисту.
Пускай в ушах овации – не свисты,
Но мерзну я теперь по всей планете.
И пусть меня не утешают дети:
Мол, папа, – будь здоров! На все на триста
Процентов. Но сегодня я заметил,
Что соли больше перца в неказистой
Прическе. Что уехали артисты,
Умчались клоуны. Остался только чистый,
Но душный цирк. Просрочены билеты.
Небесконечны даты, сроки, сметы…
Блажен, кто верует. Но не сменю на это
Тепло своей тропы (холодной, мглистой).
…Гармоний в мире меньше гармонистов.
Чужое побережье
…А что там? Вероятно, гладь морская,
Какое-то чужое побережье.
Маршрут прочерчен. Может быть, изъезжен.