Анне показалось, что Гленн старается не смотреть на нее, пока она выбирается из бассейна. Вода стекала по ней ручьями; Анна представляла, как вода льется по ней как из ведра, будто с субмарины, которая выплывает на поверхность. Она устало тащилась где-то пятнадцать футов до стула, на котором висело ее полотенце, хотя ей казалось, что до него была целая миля. При каждом шаге Анна чувствовала, как подпрыгивают ее бедра, и слышала в своей голове насмешливые голоса: «Моби, Моби два на четыре, ей нужна дверь в ванной пошире». Она вся покраснела, как будто до этого загорала несколько часов. Затем схватила полотенце и поспешно завязала его на своей талии. Ее грудь сейчас была на виду, трясущаяся, как — на ум пришла старая дразнилка — две свиньи в мешке. Анна направилась к Гленну. «Господи, пожалуйста, пускай это поскорее закончится!» Разве недостаточно она настрадалась за сегодня?
Вместе с Гленном они вытащили Монику из бассейна и усадили в шезлонг. Анна растирала ноги сестры, когда ее собственное полотенце соскользнуло. Гленн быстро отвел взгляд, слишком быстро, как ей показалось. Анна сгорала от стыда, и слезы застилали ее глаза, когда она спешила к домику, чтобы переодеться.
Когда Анна вышла снова, одетая в хлопчатобумажную юбку с запахом и блузку, Гленн и Моника сидели в тени, смеясь над какой-то старой проделкой Моники.
— Я никогда не забуду выражение лица того мужчины! Ты мог бы подумать, что я не послала его, а предложила ему переспать со мной, — она лукаво улыбнулась. — Возможно, мне следовало… просто ущипнуть его. — Моника знала много разнообразных способов извести мужчину, который оказался достаточно глупым для того, чтобы попасть в ее сети.
— Ты уверена, что ты этого не сделала? — поддразнивал ее Гленн. Без сомнения, он намекал на то, что Моника любила выпить.
Моника пристально посмотрела на него, прежде чем издать еще один хриплый смешок. Только Гленн мог так ее поддразнивать, возможно, потому, что это означало: для него Моника не была инвалидом, вокруг которого надо ходить на цыпочках, и его регулярные визиты могли иметь целью как предложить ей новый модный сценарий, так и оживить в памяти прежние времена. Когда-то Анна подумала с любопытством, не были ли Гленн и ее сестра любовниками. Зная Монику, это казалось вполне возможным, но сейчас их отношения больше походили на дружбу.
— Ну… я пошла. — Анна выдавила из себя улыбку.
Моника и Гленн взглянули на нее, будто были удивлены тем, что она до сих пор здесь.
— Так скоро? — На лице Гленна появилось безразличное выражение.
Если бы он подшучивал над Анной или даже если бы он вел себя как скользкий голливудский агент, Анна была бы менее снисходительна к нему. Но несмотря на его грубость, она считала Гленна неплохим парнем. Его единственным недостатком, если это можно назвать недостатком, было то, что Гленн делал все возможное, чтобы скрыть свое прошлое. Его путь к военной форме и рубашке с короткими рукавами, которые он носил, был достаточно тернист. В результате казалось, что он появился из ниоткуда; даже его речи была присуща отрегулированная интонация диктора радио без какого-либо акцента. Хотя для Анны это не имело никакого значения — в Голливуде такие люди были королями и королевами массы. Именно это объединяло Гленна и Монику: они оба создали себя сами.
— Мне нужно домой, — ответила Анна. — Моя мама ждет меня. — Она слишком поздно поняла, что сказала «моя» вместо «наша». Но иногда Анне действительно казалось, что она была единственным ребенком Бетти.
Гленн поднес руку к груди.
— Сестренка, ты каждый раз разбиваешь мне сердце.
Анна быстро отвернулась, чтобы он не увидел слезы в ее глазах. Каким бы добрым ни было его поддразнивание, он походил на благодушного дядюшку, утешающего упитанного ребенка, которого ему жалко. Гленн не шутил бы так, если бы допускал хотя бы малейшую возможность, что Анна воспримет его слова всерьез.
Анна была уже достаточно далеко, когда услышала, как они смеются. Кровь прилила к ее щекам. «Вот что значит быть толстой, — подумала она. — Постоянно находишься в напряжении и, когда слышишь, как люди смеются, всегда принимаешь это на свой счет».
Было почти шесть часов. Солнце скользнуло по выступам далеких гор и вышло на опиравшееся на колонны парадное крыльцо. Когда Анна позвонила домой, чтобы сказать, что она задержится, Эдна немного поворчала, и это не сулило ничего хорошего. Бетти снова выкидывала номера — Анна поняла это по усталому голосу Эдны. Сегодня вечером не будет ни горячей ванны, ни книги, с которой можно было бы свернуться калачиком. Анне повезет, если она успеет перекусить чем-нибудь на ходу.