– Где она?
– Кто?
– Девочка. Та, которой нужно сердце.
– В больнице.
– Тогда нужно торопиться.
Я медленно выдохнула.
– Да. Я, пожалуй, пойду прорепетирую серьезное выражение лица.
Я встала и позвала охранника, чтобы он вывел меня из конференц-зала, но меня остановил голос Шэя.
– Не забудьте извиниться, – сказал он.
– Перед кем?
Но Шэй уже опять стоял на стуле, внимание его перехватило что-то другое. И на моих глазах семь мух по очереди уселись на его ладонь.
В пять лет я хотела одного: чтобы у нас в доме стояла рождественская елка. У всех моих друзей стояли елки, и менора, которую мы зажигали по ночам, явно проигрывала в сравнении. Отец справедливо замечал, что мы получаем по восемь подарков, но я резонно возражала, что все мои друзья получают еще больше, если считать то, что лежит под елкой. Однажды холодным декабрьским днем мама сказала папе, что мы идем в кино, а сама повезла меня в магазин. Там мы встали в очередь вместе с другими маленькими девочками в кружевных платьицах и с лентами в волосах; наконец я тоже смогла сесть на колени Санта-Клаусу и сказать ему, что хочу маленького симпатичного пони. Потом, когда мне вручили положенный леденец, мы отправились к выставке из пятнадцати елок. На одной висели стеклянные шарики, на других, искусственных, болтались красные бантики и бусинки, третью венчала фея из «Питера Пэна», а на ветках расположились все персонажи диснеевских мультфильмов. «Тебе нравится?» – спросила мама, и мы принялись бродить по дорожкам между деревьями, любуясь мерцающими гирляндами. Ничего красивее я в жизни не видела. «Папе я не скажу», – пообещала я, но мама сказала, что это неважно. Она объяснила, что дело не в религии. Это все мишура. Можно любоваться оберткой и даже не заглядывать внутрь. Сев в машину, я сразу позвонила маме в спа-салон.
– Привет. Как поживаешь?
Ответила она не сразу.
– Мэгти? Что-то случилось?
– Нет. Просто захотелось позвонить.
– Ты больна? Все в порядке?
– Неужели я не могу позвонить собственной матери просто так?
– Конечно, можешь. Но ведь не звонишь.
Ну что ж. С этим не поспоришь. Я сделала глубокий вдох и ринулась в атаку.
– Помнишь, как ты водила меня к Санте?
– Умоляю, только не становись католичкой. Отца это убьет.
– Я не собираюсь становиться католичкой, – успокоила ее я. – Просто вспомнила, вот и все.
– Ты за этим позвонила?
– Нет. Я позвонила, чтобы извиниться.
– За что? – рассмеялась мама. – Ты же ничего не сделала.
Тогда я вспомнила, как мы бродили среди елок и смотрели на сверкающие лампочки. Над нами нависла тень охранника. «Еще хоть пару минут», – взмолилась мама. Перед глазами промелькнуло лицо Джун Нилон. Возможно, в этом и состоит задача любой матери: выигрывать время для своего дитя. Выигрывать во что бы то ни стало. Даже если для этого придется делать то, чего она делать не хочет. Даже если после этого она упадет и уже не встанет.
– Да, – сказала я. – Я знаю.
– Стремлением к религиозной свободе в наше время никого не удивишь, – сказала я, стоя перед судьей Хейтом на открытии заседания. – Одно из самых знаменитых дел слушалось более двухсот лет назад и не в нашей стране – хотя бы потому, что нашей страны тогда еще не было. Нескольким людям, посмевшим верить в нечто отличное от статус-кво, в принудительном порядке пытались навязать политику англиканской церкви. Но, чем подчиниться, они предпочли отправиться в неведомые земли, отделенные от них океаном. Однако пуритане настолько любили религиозную свободу, что не хотели ни с кем ею делиться и зачастую преследовали иноверов. Именно поэтому основатели новой нации – американской нации – решили положить конец нетерпимости и провозгласили свободу вероисповедания краеугольным камнем своей страны.
Суда присяжных не было, а значит, обращаться я должна была к одному лишь судье. Однако зал был полон. Присутствовали репортеры с четырех каналов, получивших разрешение судьи, адвокаты по защите прав жертв, сторонники и противники смертной казни. Шэя поддерживал лишь один человек – мой первый свидетель, отец Майкл, сидевший за столом истицы.
Запястья и щиколотки Шэя были закованы в кандалы, талию опоясывала цепь.
– Благодаря отцам-основателям, написавшим Конституцию, в этой стране каждый человек имеет право на выбор религии. Каждый, включая смертников в тюрьме штата Нью-Хэмпшир. Конгресс даже подтвердил это законодательно, подписав акт, который гарантировал заключенным право на отправление религиозных обрядов при условии, что те не подвергают опасности других заключенных и не нарушают тюремный распорядок. И тем не менее штат Нью-Хэмпшир отказал Шэю Борну в конституционном праве на религиозные культы. – Я заглянула судье в глаза. – Шэй Борн не мусульманин и не чернокнижник, не светский гуманист и не приверженец бахаизма. В общем-то, его система религиозных верований не совпадает ни с одной известной мировой религией. Но это его система верований, и согласно этой системе, чтобы спасти свою душу, Шэй обязан после казни отдать сердце сестре своей жертвы. Что решительно невозможно, если в качестве способа казни штат отдаст предпочтение смертельной инъекции. – Я подошла ближе. – Шэй Борн осужден за самое, пожалуй, бесчеловечное преступление в истории нашего штата. Он неоднократно подавал апелляции, и все они были отвергнуты, но при всем при том он не намерен оспаривать решение суда. Ваша честь, он знает, что скоро умрет. Он просит лишь о соблюдении законов этой страны – в частности, тех законов, которые гласят, что все имеют право отправлять религиозные обряды где угодно, когда угодно и каким угодно образом. Если штат согласится на казнь через повешение и посодействует дальнейшей передаче органов, это никоим образом не будет угрожать безопасности остальных заключенных и не повлияет на тюремный уклад. Зато для Шэя Борна это станет самым значительным личным достижением: он сможет спасти жизнь маленькой девочки и в то же время спасти свою душу.
Я вернулась на место и взглянула на Шэя. На листке блокнота он успел нарисовать пирата с попугаем на плече.
На стороне защиты Гордон Гринлиф сидел возле главы комиссии по исправительным учреждениям. И волосы, и кожа на лице этого человека были цвета картофельной кожуры. Гринлиф дважды стукнул карандашом по столу.
– Мисс Блум вспомнила об отцах-основателях нашей страны. В тысяча семьсот восемьдесят девятом году Томас Джефферсон даже придумал в письме специальный термин – «стена отчуждения между церковью и государством». В том письме он объяснял Первую поправку, а именно – параграфы, касавшиеся религии. Верховный Суд не раз прибегал к его словам. Тест Лемона, который используется с тысяча девятьсот семьдесят первого года, гласит, что закон является конституционным? если он преследует светскую цель, не тормозит, но и не поощряет развитие религии и не приводит к чрезмерному правительственному вмешательству в дела церкви. Интересный момент: мисс Блум приписывает отцам-основателям благородное отделение церкви от государства, но тут же просит Вашу честь, соединить их. – Он встал и приблизился к трибуне судьи. – Если вдуматься в суть ее притязаний, – сказал Гринлиф, – вы поймете, что на самом деле она просит о смягчении приговора, не подлежащего обжалованию, и использует для этого лазейку под названием «религия». Что будет дальше? Наркоторговец потребует отмены приговора, потому что героин помогает ему достичь нирваны? Убийца откажется заселяться в камеру, если ее дверь не указывает на Мекку? – Гринлиф покачал головой. – На самом деле, Ваша честь, АОЗГС подало петицию не потому, что это злободневный вопрос, нуждающийся в обсуждении, а потому что им хочется превратить в цирк первую за шестьдесят девять лет казнь в штате. – Он обвел рукой всех присутствующих. – И, судя по всему, своего они добились. – Гринлиф посмотрел на Шэя. – К смертному приговору все относятся с чрезвычайной серьезностью, тем паче начальник комиссии по исправительным учреждениям и мерам наказания. Приговором в деле Шэя Борна была смерть через инъекцию. Именно к этому штат подготовился и именно это он намерен осуществить – с уважением к нуждам всех заинтересованных сторон. Давайте взглянем на факты. Что бы ни говорила мисс Блум, ни одна организованная религия не требует донорства органов в качестве залога загробной жизни. Согласно личному делу, Шэй Борн рос в приемных семьях, а потому не сможет утверждать, будто его воспитали в соответствующей традиции. Если же он обратился в религию, неотъемлемой частью которой является донорство, позвольте с уверенностью заявить, что это чистой воды шарлатанство. – Гринлиф развел руками. – Мы понимаем, что вы внимательно выслушаете всех свидетелей, Ваша честь, но в действительности Управление исполнения наказаний не обязано идти на поводу у каждого заключенного, возомнившего невесть что. Особенно заключенного, который совершил чудовищное преступление и лишил жизни двух граждан Нью-Хэмпшира – ребенка и полицейского. Прошу вас, не позволяйте мисс Блум и АОЗГС превращать серьезный вопрос в посмешище. Разрешите штату исполнить меру пресечения, назначенную судом, как можно более профессионально и цивилизованно.