— Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, — глухо говорила Варвара. — Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась… Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению… Я одного не понимаю, Сергей Борисович, — Варвара устремила к Якушину жалобный взор, — как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофы — в этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?
Вот так новости. Ничего подобного мне Варвара не рассказывала.
— Не то слово, Варюша, — удрученно вещал Якушин. — Я поначалу не поверил, попросил перепроверить информацию. Да уж, неисповедимы пути, мы тоже можем ошибаться…
Я тактично кашлянул. Они прервали беседу и повернули головы.
Эффектнее не придумаешь. У Якушина от удивления вытянулось лицо. Он сильнее сжал кружку с чаем, словно на нее покушались. С Варвары сошла последняя краска. «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…» — забилось в голове. Варвара вскрикнула, совершила прыжок, но не ко мне, а в обратную сторону. Ткнулась в кромку стула, снова села. Потом поднялась, приняла оборонительную позу, так в ней и застыла.
Сергей Борисович поднял кружку подрагивающей рукой, сделал глоток и забыл поставить на место. Могли бы что-нибудь и покрепче выпить по такому поводу…
— Это т-ты? — сипло выдавила Варвара.
— Не имею аналогов, — с достоинством ответил я, подходя ближе. Что-то подсказывало — не стоит делать непродуманных резких движений.
Сергей Борисович опомнился, поставил кружку, начал медленно воздвигаться над столом, неуверенно заулыбался.
— Подожди… — Внутри Варвары включились процессы, она стала яростно растирать лоб. — Но ты же умер… Я дважды за эту ночь видела твой труп.
— Это был не труп, — уверил я.
— Нет, труп… — Даже в этой абсурдной ситуации она проявляла ослиное упрямство. — Сергей Борисович… — Она передернула плечами, жалобно глянула на Якушина, — может, это не он? Ведь бывают же случаи…
— Может, мне уехать обратно? — вздохнул я. — Чтобы вам спокойнее было? Только денег на такси дайте.
— Мертвые шутят, называется… — Сергей Борисович шумно выдохнул и улыбнулся во весь рот. — Это он, Варюша, успокойся, меня не обманешь. Никто не вселялся в тело Никиты Андреевича — это он и есть, во плоти, так сказать. И как-то нелогично, согласись, вселяются в живые тела, а не в мертвые. Просто произошла редчайшая в медицине вещь…
Варвара подошла на цыпочках, недоверчиво вглядываясь в мое непростое лицо, стала ощупывать, сменила мину. Потом с воплем «Никитушка, прости!» прыгнула на шею, стала целовать во все доступные места, что-то бормотала, выла, урчала. Я чуть не упал — пришлось расставить ноги.
Подошел Якушин с улыбкой до ушей, тоже потрогал меня, засмеялся, смахнул что-то с глаза — разумеется, соринку. Потом махнул рукой — доведете когда-нибудь до инфаркта — и на подгибающихся ногах побрел обратно за стол.
В дверь сунулась Лариса, поморгала, вопросительно уставилась на Якушина. Тот кивнул с улыбкой: так надо. Лариса сглотнула, осторожно прикрыла дверь.
Варвара спустилась с небес на землю, довела меня до стула, усадила, сама пристроилась рядом. Девушка все еще всхлипывала, хваталась за сердце. Однако профессиональное самолюбие вернулось на место, и мне по-прежнему стало суждено умереть в падающем самолете. Сергей Борисович подтолкнул ко мне пачку моих же сигарет.
— Курите, Никита Андреевич, сегодня можно. Только смотрите, чтобы в привычку не вошло.
Я с жадностью схватился за свой «Уинстон», стал окуривать дымом служебное помещение. Они не роптали, терпели. Варвара сбегала за баночкой с водой, где я и утопил высосанную в несколько затяжек сигарету.
— Как вы себя чувствуете, Никита Андреевич? — осторожно осведомился Якушин. — С головой все в порядке?
— Нет головы, — проворчал я, — черепная коробка — есть, а головы — нет.