Пол спальни отличался от коврового покрытия прочих комнат особой плотностью, спутанной мягкостью, пышностью и сильно пружинил. Никакого ложа не имелось, но зато спать можно было, где упадёшь — и растения отлично держали вес тела, хоть подпрыгивай. А если не полениться дойти до противоположной стены, то на высеченных в камне полках найдётся привычный комплект всякого необходимого белья, подушек и одеял — по габаритам как раз подходящих этой спальне-кровати…
«А вот и обещанная одежда… и обувь».
«Можно взглянуть?» — спросила Миль, не двигаясь с места.
«Конечно! Гийт сам выбирал… — посторонилась Ландани, и в голосе её определённо прозвучали ревнивые нотки… Ещё разок оценивающе пройдясь по фигуре гостьи взглядом загадочных своих очей, она добавила: — И, по-моему, он верно угадал размеры…»
А Миль сердито подумала, что у Гийта и не было никакой возможности ошибиться с размерами… Впрочем, наряды он подобрал со вкусом. Правда, по канонам своего народа. Среди простых отрезков ткани, которые следовало там и сям скалывать прилагавшимися в комплектах брошками, застёжками и пряжками, Миль с удивлением обнаружила одно короткое и одно длинное платья, сшитые явно в Городе. И даже, кажется, по её собственным моделям… А в отдельной шкатулочке нашлась и горстка разнообразных блестящих принадлежностей для волос — и стоило раз взглянуть, как сразу становилось ясно: эти изделия ручной работы надёжны и не спасуют при встрече с её косой…
Ландани же, ожидавшая, кажется, бурного восхищения такой щедростью хозяина или ещё каких-то подобных проявлений эмоций, была разочарована спокойствием гостьи и даже слегка обиделась, но принялась помогать ей одеваться. По крайней мере, советами. А поскольку черноокую красавицу просто распирало сразу и от любопытства, и от беспокойства, Миль сказала прямо:
«Ландани, лучший способ получить ответ — это задать вопрос. Что ты хочешь узнать?»
«Н-ну… Скажи, а что это у тебя за браслетик? Красивенький такой…» — и затаила дыхание.
Миль подняла руку, позволяя рассмотреть украшение, и, чувствуя себя доброй феей, понимающе улыбнулась:
«А сама-то как думаешь?…»
«Неужели брачный?! — счастливо взвизгнула та. — Так ты замужем?! За тем отважным здоровяком в шрамах?!»
«За ним, — усмехнулась Миль её осведомлённости. — Я его просто обожаю… особенно его шрамы…»
И чуть не задохнулась в её мягких, но тесных объятиях. Вот же наивная — можно подумать, её ненаглядный Вождь этого браслета не заметил, или такой пустяк его бы хоть как-то смутил…
А пока Ландани кружилась и прыгала по травяному ковру, помрачнела и задумалась, прикрывшись блоком. Знает ли Гийт, что они из Города? Если нашёл их вещи, то, скорее всего, выводы сделал — подбор предметов говорит сам за себя… И что они скрываются, Вождь уже понял. И что предпримет? Что грозит им с Беном?
Забыв о постороннем присутствии, она опыталась пробиться к Бену, вложив в попытку всю волю и энергию. И ведь на мгновение ей удалось услышать его: «Родная! Со мной в порядке, не волнуйся…» Затем их грубо отсекли друг от друга, и она вновь заблокировалась. Даром ей этот бросок не прошёл — уже знакомо замутило, на минуту комнату заволокло темнотой… ковёр услужливо спружинил, принимая её тело.
… Чьи-то пухлые ручки легонько тормошили её, испуганно журчал встревоженный голосок… Это Ландани — чёрные озёра глаз полны слёз.
Вынужденно улыбнувшись ей, Миль села, отпила воды из протянутой чашки. Приходила в себя быстро — ментобросок был коротким. К тому же Бен вместе со словами успел передать ей очень многое. Она знала теперь, что он и в самом деле чувствует себя сносно, и раны его зажили и совсем не болят, и что бабочка не обманулась — он очень глубоко, где-то там, внизу… и очень скучает по ней. Так что — оно того стоило.
…А рядом — чьё-то ласковое ментокасание приглашало к контакту. Миль сняла блокировку и с благодарностью приняла это присутствие: Ландани излучала столько душевной симпатии, что казалось просто невозможным её оттолкнуть.
«Всё хорошо, Ландани, — утешила её Миль. И добавила с горечью: — Я надеюсь».
«Так тебе лучше? — улыбка осветила круглощёкое личико. — Ты меня напугала. Но — я чувствую: ты очень сильная».
«Да, Ландани, мне лучше. И я сильная», — однако хотелось плакать…
«Вы сами производите одежду?» — поинтересовалась Миль, затягивая на талии поясок и разглядывая себя в зеркале. От косметики она привычно отказалась, как и от украшений, которых в шкатулке хватало.
«Частично. Остальное меняем у других Племён, — охотно рассказывала Ландани. — Мы со всеми Племенами торгуем. У нас очень хорошие лекарства. И женщины наши тоже очень нравятся», — лукаво добавила она, зачем-то настойчиво прикладывая к волосам Миль то одну, то другую красивую безделушку, хотя Миль уже решила не навязывать сегодня Гребню ничего другого — тот почему-то сразу воспротивился соседству посторонних украшений на хозяйке… Выяснять, а что так, времени не было, и Миль просто уступила артефакту — в этом вопросе ему виднее.
«Н-ну-у… если они похожи на тебя, то, конечно, не могут не нравиться», — согласилась Миль, улыбнувшись.
Ландани была очень быстра в движениях, и, наряжая Миль, то и дело задевала её или вскользь прижималась на миг. Поэтому Миль знала теперь, насколько мягкое, нежное тело у Ландани…
«В отличие от моего, — подумала Миль, проводя ладонью по своим плотным, скорее даже твёрдым маленьким узелкам мышц под туго натянутой кожей. И фыркнула тихонько: — Хотя… кажется, в объятьях Бена вы, госпожа, намного смягчаетесь… Но Ландани-то в мужских руках, вероятно, просто шоколадкой тает…»
И упрекнула себя — что за сравнения… Тем более, что воспоминания о муже опять всколыхнули затаившиеся было тоску и беспокойство. И чуткая Ландани тут же поскучнела, уловив перемену настроения гостьи.
«Знаешь, Ландани, я пожалуй, передумала. Не хочется мне никуда идти, передай мои извинения Горному Вождю».
Ландани широко распахнула ресницы и покачала головкой:
«О, если бы ты сказала об этом минутку назад! Я только что ответила на вызов Вождя и сообщила, что, по-моему, ты готова. Он прислал эскорт».
«Почему он всё время обращается не ко мне?! — рассердилась Миль. — Могу ведь я и передумать?»
Ландани пожала округлым плечиком:
«Можешь, конечно. Но он и обращался сначала к тебе, да ты думала о чём-то своём. Ты всё время то здесь, то нет, то и дело закрываешься и грустишь. С твоим мужем всё хорошо, это правда! — и она ласково провела пальчиками по плечу Миль. — Не надо так беспокоиться».
Миль явственно ощутила исходящие от неё покой и искреннюю заботу, расслабляющее тепло, безмятежную, как в детстве, радость, беззаботность… лёгкость, обволакивающую сладким облаком, и непоколебимую, проникающую в самую душу уверенность: всё будет не просто хорошо — всё будет восхитительно. Слегка оцепенев в горячих волнах, почти задремала, как кошка на солнышке… Понаслаждалась… и, встряхнувшись, вышла из всего этого блаженного безмыслия с усилием, как из ванны с мёдом.
Пухлые, мягкие ладошки размеренно гладили её по волосам, а в воздухе, казалось, ещё витал приторно-сладкий ментофлёр…
«Тебе легче? — нежно спросил Ландани. — Посиди со мной ещё, тебе будет хорошо. Я умею успокаивать. Лучше всех умею в нашем Племени».
«Спасибо. Не надо. Ты, наверное, добра желаешь, Ландани, но навеянные тобой грёзы грёзами и останутся, и ничего не изменят…»
«Я же говорила — ты сильная, — печально поникла Ландани. — Ты не хочешь счастливых снов. А ведь очень многие отдали бы всё, только бы спать и никогда не просыпаться».
«Мой счастливый сон — вот он, Ландани. Здесь и сейчас».
«Тогда твоё счастье горчит…»
«Истинное счастье, как и истинная свобода, всегда горчит. А Гийт любит греться у твоего призрачного огня?» — полюбопытствовала Миль.