Миль смущённо уткнулась мужу в шею:
«Да ладно, мне и так неловко… А почему у Джея кибер неразговорчивый?»
— Потому что у него всё новое, и он не любит болтливой техники. А мой кибер древний, ещё прадеду моему служил. На самом деле, он — ровесник этого дома. И нравится мне таким, как есть — Киб, ты этого не слышал!
— Так точно, хозяин. Ужинать будете?
«Он и готовить умеет?» — Миль решила проверить, услышит ли её здешний кибер, и не ошиблась в ожидании. Его датчики и сенсоры, мониторы и эмиттеры пронизывали весь дом, как нервы и сосуды, но основное «тело», сам компьютер, располагался где-то глубоко под домом. Вопрос, адресованный в пространство, не был закрыт блоком, и компьютер принял его, как и звуковое колебание — ему-то какая разница, каким способом информация достигла процессоров?
— Смею надеяться — умею, хозяйка.
— Что?! — Бен даже поставил Миль на пол и попытался прикрыть собой. Теперь Миль утешала его, обняв за талию, и выглядывая у него из-под мышки:
«Да что ты так испугался? Ты же хотел, чтобы мы с ним поладили? Мы и ладим. Ты тоже научишься… я так думаю…»
И добавила, обращаясь к киберу:
«Обещал — корми».
— Это вот так ты и с «Призраком» можешь?!
«Не знаю, не пробовала. Но идея мне нравится».
— Не вздумай! — испугался он.
«Отчего же нет? — поддразнила она. — Обещаю ничего не испортить».
Вообще-то принцип общий, и то, что хорошо для домашнего кибера, должно сработать и для бортового компьютера. Но сначала следовало приучить к этой мысли любимого, но сверхзаботливого мужа.
«Да не трону я твою ненаглядную машинку. Могу поклясться: без тебя — ни-ни».
Бен вздрогнул:
— Нет уж. Обойдёмся без клятв. И, сдаётся мне, без ужина тоже, — он задумчиво оглядел просторы не то ванной, не то бассейна. — Разве что после как-нибудь… А вот помыться бы с дороги не мешало, а, жена? Как ты насчёт поплескаться?
«Да что-то устала я немножко…»
— А ты отдыхай… я тебя сам выкупаю… — он ненавязчиво, этак между прочим, в промежутках между поцелуями задел застёжку… вроде бы невзначай — вторую… и одёжка как бы сама собой расстегнулась и сползла с Миль… Незаметно, один за другим, дезертировали и почти все предметы нижнего белья… Обнаружив это, Миль обомлела и попыталась — совершенно безуспешно — прикрыться оставшейся деталью туалета, потом запустила ею в мужа, который как раз ловко вынул из её причёски и отложил в сторонку Гребень — волосы упруго развернулись и тяжёлой волной накрыли тонкую гибкую фигурку, почти совершенно скрыв под своим пологом обладательницу…
Бен замер и прочистил вдруг охрипшее горло:
— Кхэ… Ну вот, а я так старался… — а глаза его не отрывались от кожи, мягко светящейся в просветах золотисто-русых прядей, от хрупких рук, беззащитно скрещённых на маленьких, торчащих в стороны грудках… И растерянно-счастливых, светящихся ожиданием зеленовато-серых глаз, устремлённых ему навстречу…
Почти весь Континент и полуторамиллиардный, день и ночь шумящий Город лежали между домом на Побережье и пытавшимся уснуть в своей удобной, но такой пустой квартире Джеем — и совершенно не помешали ему не увидеть, но ощутить прокатывавшиеся раз за разом по миру волны невыносимого, сводящего с ума счастья… Растения и животные, рыбы и птицы, радужные бабочки и пёстрокрылые жуки всякий раз блаженно замирали, задержав на долгий миг дыхание — а потом, слегка опьянённые, приходили в себя и продолжали предначертанный каждому путь, но уже с немного другим зарядом в клетках, с намеченными исправлениями накопленных столетиями неточностей и сбоев в кодах.
И только тоже получившие свою долю люди Города не замечали — за редкими исключениями — практически ничего… И уж точно никто из них, кроме Джея, втихомолку вытиравшего выступившие стыдливые слёзы, ничего не понял…
21. Без меня меня женили
Оставаться в квартире, ежеминутно натыкаясь на пустоту немых комнат, оказалось невыносимо, он перебрался пожить в суету и дружескую толкотню казарм, и какое-то время такое решение выглядело удачным.
…Он не поехал к ним на выходные. Ни на ближайшие, ни на следующие. Это сумасшествие, прежде, чем как-то пошло на убыль, продолжалось около трёх месяцев. И не было от него спасения ни днём, ни ночью, ни на работе… Джей скоро устал сопротивляться и просто отдавался очередной волне, глядя на случившегося напарника отрешённо и светло, а после встряхивался и, взглянув зверем, взрыкивал и так стискивал зубы, что чуть не сводило скулы…
Очередной напарник испуганно отшатнулся, а потом осторожно, но решительно отобрал у Джея тяжёлый лайтер и проворчал:
— Что-то ты сам не свой, знаешь ли… Покажись-ка врачам. Я доложу старшему, чтоб тебя пока отстранили от патрулирования.
И, как он ни доказывал, что всё с ним в порядке, как ни пытался отвертеться от визита к медикам, а, раз у тех имелся рапорт напарника, пришлось Джею к ним явиться. Ничего серьёзного они, конечно, не обнаружили, но психолог порекомендовал… жениться. И даже выдал Лицензию. Джей, получив оную, непочтительно заржал и ржал так долго, что психолог совершенно уверился в правильности как диагноза, так и метода лечения.
Лицензия давала право на внеочередной выбор невесты среди «белых» выпускниц колледжа — и права отказаться от брака у избранницы не было. Таким образом, у него впереди был целый год для выбора, размышлений и знакомства с невестой. Отсчёт пошёл. Через год Лицензия теряла силу, но, если ты не женился, то, во-первых, тебя будут считать последним идиотом, во-вторых, тебе светил выговор от начальства и недоброжелательное отношение со стороны коллег: получить заветный белый квадратик и не жениться считалось крайне аморальным… Так что просрочивший Лицензию рисковал карьерой. Всё вместе автоматически заостряло внимание на твоей особе — как в случае состоявшейся женитьбы, так и в случае «сгоревшей» Лицензии. Самое же подлое, что отказаться от Лицензии было нельзя за исключением свидетельства другой скорой женитьбы.
Джей чуть не взвыл. И окончательно проклял Законы Города, обязывающие его, законопослушного гражданина белого класса, дать Городу полноценное потомство. Потом вспомнил, что всё-таки впереди у него целый год, сдержал порыв разорвать в клочья белый квадрат Лицензии, подавил желание съездить психологу по благостной физиономии, улыбнулся в его изучающие глаза как мо-ожно ши-ире и, рассыпавшись в изъявлениях благодарности, чинно-бодро удалился из кабинета.
В коридоре никого не было — служащие Контроля болели очень редко, а тех, кто пострадал в вылазках и рейдах, доставляли в другое крыло медкорпуса. Джей оглядел пустой холл с удобной мебелью, мягкой подсветкой и цветочным разнообразием, вынул из кармана ненавистную Лицензию, взглянул. Потерять её где-нибудь? Найдут и вернут, она же именная. Уничтожить? А как отчитываться? Остаётся только жениться. Или умереть. Или пропасть без вести. Какое-то зерно в этой мысли было, но никак не удавалось его выскрести… Ну, всё-таки впереди ещё год… авось, выскребем…
Он стал напрашиваться в десанты, но ему вежливо, с улыбкой, неизменно отказывали. Джей понял, что о Лицензии все уже знают и постараются на год обеспечить ему спокойную жизнь. Он отвечал на улыбки коллег, отшучивался в ответ на доброжелательные намёки, старался выглядеть довольным под завистливыми взглядами холостых сослуживцев… И в бессильной ярости желал им провалиться во все преисподние.
Однажды, выскочив из лифта, где только что опять всю дорогу понимающе-заговорщицки перемигивался с малознакомыми сотрудниками, он чуть не налетел на Стана Вэнша — шёл, уже привычно не глядя по сторонам. И услышал вдруг:
— Доброе утро, Джей Линоки. Что это ты на людей не смотришь, сынок?
Шеф Отдела Информации редко кого баловал своим вниманием и ещё реже позволял себе разговаривать с подчинёнными на «ты», применяя при этом неуставные обращения.
Джей схлопотал «сынка», значит, Стан положил на него свой начальственный глаз.
«Уж не тебе ли, «папаша», я обязан счастьем владеть Лицензией?»
— Доброе утро, шеф. Простите, задумался, — ответил Джей после некоторой паузы, что само по себе уже являлось маленьким хамством. Но Джею почему-то было наплевать.
— Задумчивость в твоём положении понятна… И простительна, — улыбнулся Стан, сделав приглашающий жест. — Пройдись со мной, если ты, конечно, не спешишь.