В моих новоприобретенных детских воспоминаниях — видится Москва полная предрождественского изобилия. Полнейшее разнообразие замороженной птицы — хучь рябчики, хучь голуби выкормленные на клюкве. Заиндевелые свиные туши лежат длинными рядами, словно дрова — только копытца да пятачки торчат из-под снега. Громадные чаны с солониной, подернутые розовым ледком. Мороз! За свиным рядом — поросячий да бараний, а дальше гусиный, куриный, утиный, тетеревиный…
На площадях в большом разнообразии продают елки — от мала до велика. Словно лес вырос. А среди засыпанных снегом зеленых красавиц гуляет народ, снуют сбитенщики, предлагая желающим свое варево из пышущих паром самоваров по копейке за стакан. Горячий сбитень с медом да с имбирем, да с сахарным калачиком — вкусно-о-о!
Нынче все победнее, попроще…
Война!
Но дух праздника великого праздника — жив!
* * *
Сочельник… Это, когда до первой звезды — нельзя.
В смысле кушать. После первой звезды можно кушать кутью — постную пшеницу взваренную на ореховом соке, иначе называемую — сочиво. Тот же Савка так и зовет сочельник — кутейником.
Сегодня оканчивается пост — переходим с рыбы на мясо. Во время шестинедельной рыбной диеты я с грустью вспоминал суши и роллы, которые с удовольствием поедал в многочисленных псевдояпонских ресторанчиках начала ХХI века…
Наше семейство, мягко говоря — не бедствует. Так что, на время поста, пришлось и белугу да севрюгу попробовать. Вкусно конечно, но разум требовал сырой рыбки с рисом, завернутой в морскую капусту…
И чтоб непременно палочками кушать!
Бзик какой-то… Откат от прошлой жизни…
Господи, о чем я думаю!!!
Встречаю рождество в 1918 году!!!
Хлопнула дверь, и в сени, напустив в дом холода, ввалился Федя в припорошенном снегом меховом пальто:
— Звонят! Звонят к всенощной! Идти надобно!
И вот уже мы всем семейством, с чадами и домочадцами, направляемся в церковь…
Над Москвой, в прозрачном морозном воздухе разносится радостный колокольный перезвон. Гулкий, необыкновенно чистый, отдающийся серебром… Все московские 'сорок-сороков' поют на разные голоса, будто соперничая друг с другом…
Звук, кажется, уходит далеко ввысь, до самого космоса, к черной, искрящейся звездами глубине…
Голова ясная, как никогда…
Иду, дышу полной грудью и слушаю, слушаю, слушаю…
Потом была служба в переполненной церкви Святого Ермолая, всенощная молитва, проповедь…
Трудно описать мое состояние… Мир грезился нереальным… Миражом из мерцания свечей, запахов воска, ладана и пения с хоров…
И мое прошлое из будущего, которого уже никогда не будет, уходило все дальше и расплывалось, таяло, исчезало…
После службы все кажется уже совсем иным — благостным и удивительно чудесным… Ощущается сильнейший душевный подъем и успокоение.
Над головой мерцают обновленные звезды! И где-то далеко та самая — яркая и древняя, святая…
Здравствуй, Рождество!!!
Глава X
28 января 1918 мне исполнилось девятнадцать лет.
Совсем взрослым стал…
Смешно…
Смешно и грустно одновременно! Интересно, как теперь определять мой истинный возраст? Сложить предыдущие тридцать три и нынешние девятнадцать? Биологический возраст тела и психологический возраст личности складывать не получается, как и килограммы с километрами. И на гипотетические пятьдесят два года я себя не ощущаю. Слава Богу, что хоть для себя определил, кто я такой есть на самом деле.
Разрешите представиться: Барон Александр Александрович и еще раз Александрович фон Аш-Валерьянов — единственный и неповторимый.
А отчество и фамилия двойные, потому что жизнь у меня двойная… В честь, ныне покойного, Александра Валерьянова. Ибо таковым, каким был, он быть перестал. Умер и переродился, практически, как в 'Песенке о переселении душ' Высоцкого:
— Быть может, тот облезлый кот, был раньше негодяем, а этот милый человек был раньше добрым псом!
Хорошо, хоть баобабом не родился!
Нет, вы ничего 'такого' не подумайте — с самосознанием у меня все в порядке. С целостностью личности проблем нет, и разделение на 'я' и 'не я' — тоже имеет место быть.
И это мое новое 'я', не старше тридцати четырех лет. Из которых только последний год — местный. Ну, почти что год… В мае будет.
В общем — с Днем Рождения!
* * *
Кстати, самого факта празднования дня рождения, я немного побаивался. Точнее ощущал смутное беспокойство.
Причина банальна — предполагался набег родственников, знакомых и прочих по списку. Как уже упоминалось, я периодически скрывался из дома на время визита матушкиных подруг, дабы не потворствовать гипотетическим матримониальным планам в отношении моей скромной персоны.