Я тоже принял участие в стрельбах. Сперва пострелял из Нагана, потом взялся за Браунинг.
Наган, конечно, хорош, но отдача сильная, перезаряжать долго и усилие на спусковом крючке великовато. А Браунинг — удобный, скорострельный и перезаряжается быстро. Отдача терпимая и бьет точно. Буду тогда Наган вторым стволом таскать — пригодится.
В целом рота отстрелялась неплохо, хотя обнаружилось, что мой ординарец отнюдь не снайпер. Едва-едва в мишень попадает. Надо будет ему карабин на дробовик сменить — парню меня в бою прикрывать. Так оно надежнее будет.
Потом, пока личный состав готовился к смотру, собрались с унтерами — поговорили по душам. Чтобы солдат поучили, как по полю боя двигаться, как укрываться, как в рукопашную биться.
Заодно я вопросики всякие практические позадавал. И, видать, правильно задавал. Потому что, унтер-офицеры — сплошь бывалые мужики за тридцать (многие с нашивками сверхсрочников), по мере продвижения разговора оттаяли ко мне, и беседа вышла весьма конструктивной.
Под конец я решил проверить их в рукопашном бою.
— Савка, — окликнул я своего ординарца. — Ты колышки заготовил?
— Так точна, вашбродь!!! — он протянул мне пару коротких кольев, которые я хотел использовать как имитацию ножей.
— Ну, кто мне покажет, как действовать, когда в траншее на вас германец с тесаком кинется?
— Это как? — опешил старший унтер Наумов.
— А так! — я бросил ему деревяшку и встал. — Вот я. Патроны у меня кончились. А ты на меня с траншейным ножом прешь! Ну, нападай!
— Эвона как, — Наумов поднялся, перехватил колышек поудобнее, но остановился в нерешительности. — А ну как, задену я вас, вашбродь?
— Нападай, говорю!!!
Унтер бросился на меня, замахиваясь 'ножом' сверху и… со всего маху плюхнулся на траву, после броска через бедро. Его деревянный клинок остался у меня в руках.
— Вот так вот… — я бросил деревяшку на землю рядом с поднимающимся Наумовым. — Видать и вам есть чему у меня поучиться.
— Ловко вы, вашбродь! — высказался за всех Лиходеев, задумчиво покручивая кончик длиннющего уса.
— Я с детства уссурийским казаком учён. И учён — на совесть. А теперь и вас учить буду, ну и сам учиться понемногу. Ладно. Фельдфебель, командуй оружие к осмотру. Гляну как наши олухи стволы содержат!
— Ро-о-та-а! — Лиходеев вскочил на ноги и заорал во всю глотку. — А-аррружи-я-я-я к осмотрууу!!!
* * *
Ближе к вечеру я стал свидетелем самого настоящего воздушного боя. С севера над нашим расположением появился аэроплан и, еле слышно стрекоча мотором, стал описывать растянутые круги.
— Эвона! Германец прилетел. — Задрав голову и придерживая фуражку рукой изрек Лиходеев, сидевший вместе со мной на бревнышке у моей палатки. Мы проверяли результаты бурной хозяйственной деятельности Фили Копейкина.
— Бомбить будет?
— Не! Это, вашбродь, разведчик. Покружит, поглядит да и улетит восвояси.
— Ну-ну…
Неожиданно сверху со стороны солнца на немца спикировала размытая тень. Затрещали пулеметы. Германский аэроплан начал крутить виражи, со снижением, уворачиваясь от атак русского истребителя. При этом немец уходил в сторону линии фронта — отрывался.
Не помогло.
Через пару минут, наш летчик подловил противника и начал палить по нему практически в упор. От германского разведчика отлетели какие-то куски, потом одно крыло надломилось и он, беспорядочно вращаясь, рухнул вниз.
Из-за деревьев мы не могли видеть, куда он упал.
Русский самолет снизился и прошел над нашими головами, покачивая крыльями с нарисованными на них красно-сине белыми кругами. Хвост истребителя — черного цвета, был украшен черепом и костями.
Пилот помахал рукой, приветствуя наших солдат, которые азартно орали, свистели и подбрасывали вверх фуражки.
— Молодец. Чисто он его уделал. — невольно восхитился я искусством пилота. — Но вернемся к нашим баранам.
— Чего? — недоуменно пробасил, до этого молча стоящий передо мной, каптенармус.
— Не 'чего', а 'так точно ваше благородие'! — передразнил я его. — Ладно, унтер-офицер, Копейкин, иди! Пока у тебя с учетом все в порядке. На кухню и на выдачу казенного припаса ни у кого жалоб тоже нет.
— И смотри у меня, Филька! Будешь шельмовать — в первом ряду на германские пулеметы выйдешь! — Сказал свое веское слово Лиходеев поднеся к вытянувшейся физиономии 'артельщика' свой внушительного размера кулачище.
4