Выскакиваю из-за бугра пробегаю пару десятков шагов и спрыгиваю в глубокую воронку, за мной сигают ординарец и связные. Выглядываю — рота продвигается вперед. Командую:
— За мной! — пригибаясь бежим дальше, до следующей подходящей воронки. Ныряем.
Судя по всему, авангард батальона уже занял первую линию немецких окопов. Густой дым закрывает видимость. Обращаю внимание, что активного огня по нам почему-то не ведется. Ни пулеметного, ни артиллерийского.
В следующей воронке встречаем раненых из девятой роты. Двое тяжелораненых лежат на дне. Один — без сознания, второй — раненый в бедро, громко стонет. Оба довольно грамотно перевязаны. С ними трое легкораненых, в том числе ефрейтор с простреленной рукой.
— Что тут у вас? — Спрашиваю его.
— Да пулемет германский, вашбродь! Откуда-то справа бьет, прямо наскрозь дым! Нас и подранило. Мы тяжелых-то в воронку стащили, а троих — наповал.
— Ясно! Из десятой проходил кто?
— Были. Дальше пошли — из ваших, вроде, никого не зацепило!
— Это хорошо!
Подползаю к краю воронки, выглядываю: уже видны остатки немецкого проволочного заграждения. Колючка в восемь колов снесена практически начисто — на немногих уцелевших столбиках лишь жалкие обрывки. Знатно наши пушкари поработали.
Впереди, шагах в десяти лежат убитые. Не повезло мужикам.
Передаю автомат Савке, и пытаюсь в бинокль разглядеть, откуда по нам ведут огонь.
Облом. Все скрыто дымом и пылью.
Хотя, если рассуждать логически, пулемет может быть только между участками наступления — нашего и соседнего. Причем ближе к нам, иначе стрелял бы по Сибирцам.
— Ладно! Пошли! — забираю у ординарца оружие.
Первым выскакивает Жигун, за ним — мы. Перебегаем до следующего укрытия. Здесь уже наши. В двух соседних воронках расположились младший унтер-офицер Рябинин и шестеро солдат. На дне нашей воронки — еще один убитый. Лежит навзничь, широко раскинув руки, на груди несколько темных пятен. Лицо закрыто каской.
— Кто? — вместо приветствия спрашиваю у унтера, кивая на труп.
— Орехов… — просто и коротко отвечает он.
— Другие потери есть?
— Никак нет! Там у кольев, в воронке, еще пятеро наших. Успели добежать, а нас накрыло. Пулемет-то с перерывами бьет. — Рябинин вздохнул.
Глядя на его вытянутую унылую физиономию, почему-то вспомнил Ослика Иа. Жалкое душераздирающее зрелище. Вот не повезло человеку с внешностью, хоть и служака он отменный. Спокойный, расчетливый.
— Что думаешь делать?
— Обождем, пока он по нам пулять перестанет, и поползем, по трое.
Тем временем, над нашими головами засвистели пули, сбивая с развороченного края воронки комья земли.
Вот гад! Пристрелялся!
Вдруг, откуда-то сзади раздалось резкое и короткое 'банг'! Потом еще раз — 'банг', и пулемет, подавившись очередным патроном, смолк.
Мы с Рябининым одновременно высунулись посмотреть — что и как? Сзади, у нашего предыдущего укрытия, маячил клепаный щит сорокасемимиллиметровки Гочкиса. Артиллеристы подоспели вовремя.
— Чего сидим? Кого ждем? — Я сразу взбодрился. — Пошли! Вперед!
Еще один кроткий бросок и мы в воронке посреди бывшего проволочного заграждения. Тут уже никого нет — ушли вперед. Дождавшись остальных, двигаемся следом. По пути замечаю еще несколько убитых.
Наши? Не наши?
Еще полсотни шагов короткими перебежками и мы сваливаемся в полузасыпанную немецкую траншею.
— Фух… — С трудом пытаюсь отдышаться. — Дошли…
4Оглядываюсь.
Со мной четырнадцать человек. Гренадеры распределились по окопу, изготовившись к бою.
Кругом картина полнейшего разрушения — траншея местами обвалилась, местами отсутствует вообще… Справа от нас разбитый прямым попаданием блиндаж — из под расщепленных бревен торчат тощие ноги в ботинках с обмотками. Еще несколько убитых в немецком 'фельдграу' застыли в различных позах у лежащего на боку, среди измятых патронных коробок и обрывков лент, пулемета МГ-08.
Огневая завеса создаваемая нашей артиллерией ушла вперед. Но несколько орудий бьет гранатами и шрапнелью по немецким траншеям метрах в двухстах правее нас. Обеспечивают фланг. Огонь русской тяжелой артиллерии стал еще глуше — гасят дальние тылы.
— Вашбродь! Наши идут! — окликает меня Рябинин.
С лева по окопу пробираются несколько человек, один из них с ручным пулеметом на плече. Впереди, низко наклонив голову, идет некто с автоматом в руках и тремя унтер-офицерскими лычками на погонах. Шмелев? Точно — Шмелев!
— Добрались?