Открыв коробочку, я стал разглядывать извлеченный оттуда патрон. Длинная гильза с пулей, полностью утопленной в зауженное дульце — явно для револьвера с обтюрацией газов.
— Для 'Нагана', ясное дело, — вновь поделилась информацией память.
— Черт!!!
* * *
Я сидел, вертя в пальцах злополучный патрон, и размышлял о том, что с этим раздвоением памяти на 'свой-чужой' недолго сойти с ума. Если осознанный 'модус операнди' полностью мной контролировался, то эмоциональные оттенки воспоминаний, доставшихся мне от личности фон Аша, сильно изменяли моё восприятие. Про то, как я воспринимаю свою новую маму, я уже упоминал. Тоже касается всех членов ставшей мне родной семьи. При мысли об Императоре Александре IV я испытывал щенячий восторг и благоговение. Всей душой ненавидел германцев и австрияков, а перед будущими сослуживцами чувствовал почтительную робость.
Выстроить ассоциативные цепочки с чужой 'базой данных' пока не получалось. На любой внешний раздражитель сперва реагировала память моей корневой личности, а уж потом подключалась память реципиента, причем иногда в виде диалога с самим собой.
И что мне теперь с этим делать?
Вопрос — риторический…
Но в голове, как будто что-то щелкнуло, всё встало на свои места…
* * *
Отложив в сторону ранец, я взялся за чемодан.
Так-с. Две простых и одна крахмальная рубашки. Еще один свитер. Жилетка. Гражданский двубортный костюм. Галстук. Четыре пары носков. Носовые платки. Ага, а вот и то, что я искал — черные форменные бриджи, от юнкерской формы. Хоть будет что одеть, а то я так в исподнем и хожу.
В вещах обнаружился бумажник с крупной по тем временам суммой в 220 рублей с мелочью и фотография в деревянной рамке. На фотографии — вся моя родня. Семейный портрет клана фон Аш в интерьере. Я вспомнил (легко и непринужденно), как мы все вместе отправились к фотографу на Малой Бронной.
Мне оставался месяц до окончания Александровского Военного Училища. 4-х месячный ускоренный выпуск. На побывку с Балтики приехал старший брат Николай — командир эсминца 'Эмир Бухарский'. Отец, на полдня, вырвался с завода. Помню, как мы дожидались пока младший брат Федечка, придет из гимназии.
С грустью смотрю на фото. Родители сидят на стульях с высокими резными спинками. Мама — в строгом закрытом платье и в шляпке. Отец в сюртуке с орденом Св. Владимира. Справа стоит Николя в морской форме, заложив руки за спину. Мы с Федечкой — слева. Я в юнкерской, а он — в гимназической форме.
Нахлынувшие воспоминания ввели меня в такое смятение, что я даже поначалу не понял всей важности момента, а осознав — буквально впился глазами в фотографию.
До сих пор мне не представлялось возможности увидеть себя со стороны. Зеркала в доме не было, а ушат, в котором я умывался, был слишком мелок, чтобы на поверхности воды появлялось отражение. Внимательно, стараясь не упустить ни единой детали, я изучал свою новую внешность.
Лицо европейского типа, мужественное, открытое, располагающее к себе. Волосы — светлые. Глаза?
— Глаза — голубые, — откликнулась память.
В общем, образ эдакий одухотворенно-возвышенный и сплошь положительный. Вспомнилась фраза из 'Семнадцати мгновений весны': Характер — нордический, стойкий…
Да, уж! Не то, что в прошлой жизни — пьяный мачо рязанского разлива.
В общем, с внешностью мне повезло…
6Надо бы мне пойти прогуляться — подышать свежим воздухом.
Я натянул старые бриджи и оглянулся в поиске сапог.
— Упс! — сапоги по непонятной причине отсутствовали. — Авдеич! Авде-е-и-ич!
— Туточки я, ваше благородие! — искомый персонаж нарисовался в дверном проеме.
— Авдеич, а сапоги-то мои, где?
— Дык, здеся всё! Сей секунд! — санитар извлек из кармана шаровар связку ключей на большом металлическом кольце. Подслеповато щурясь, выбрал нужный и направился к старому окованному железом сундуку, стоящему в ногах моей кровати. Открыл замок, приподнял массивную крышку. — Извольте, ваше благородие!
— Спасибо! — я подошел ближе и заглянул в сундук. Все на месте. Наклонился и стал по очереди вынимать вещи. Сапоги, бриджи, китель, фуражку, скатку, ремень с кобурой и шашку.
Н-да… Доктор был абсолютно прав, сказав, что обмундирование пришло в негодность. Китель — изорван. Один погон болтается на пуговке, второй вообще отсутствует. Левый рукав — лохмотья. Левая пола кителя вместе с карманом оторвана начисто. Обратив внимание на заметную припухлость нагрудных карманов, я хлопнул себя по лбу.