Выбрать главу

С такими мрачными мыслями я долго ходила по улицам, выбрала маршрут по кругу нашего квартала: то делала вид, будто спешу, то замедляла шаги, перебирая в памяти всех знакомых, к кому можно пойти, не боясь назойливых вопросов. Проще всего было заглянуть к Егору Васильевичу, но что скажешь ему? Не хочу, чтобы Гена работал в милиции?

Я присела на скамейку в сквере, рядом плюхнулись так, что скамейка прогнулась, парень и девушка: они были как близнецы — длинноволосые, в одинаковых свитерах и брюках, у обоих на груди висели на длинных цепочках маленькие потертые кошельки. Ну и мода!

— Представляешь,— заговорил парень,— в Америке есть новая сатанинская церковь Энтона Лэвэя, она освобождает своих прихожан от всех обязательств и морали...

— И ходит этот тип, Энтон Лэвэй, в черной мантии,— подхватила девушка раздраженно.

— В черном парике с белыми рогами...

— И его всегда сопровождает черный кот по кличке Распутин!

— Откуда тебе это известно? — удивился парень.

— От верблюда! Не надоело тебе эрудицией бренчать? Третий раз все об этом!

— Неужели? — Парень, смеясь, неловко обнял девушку, и роскошные волосы ее свалились на землю. Девушка смутилась, подхватила парик и побежала.

— Подумаешь, трагедия! — вслед ей крикнул парень. — А может, я весь из деталей состою!

Я невольно улыбнулась. Зачем я ушла из дома? Обиделась как школьница, которая подготовила урок, а ее не вызвали к доске. Что плохого сделал Гена?

И все-таки сделал. Неужели так и будет всю жизнь работать в милиции, а я — не спать по ночам из-за тревоги за его жизнь? Папу убили... Мало нам одной жертвы?

Но Павел-то, Павел! Даже бровью не повел, будто решается судьба не его собственного сына!

И все же я домой не торопилась, постаралась прийти попозднее, пусть хотя немного потревожатся за меня, может быть, у кого-то и совесть проснется. Но, увы, все мирно спали, только одна мама ждала меня, сидела в темном коридоре на скамеечке — принесла из кухни и сидела у двери.

— Мама, ты почему не спишь?!

— Сейчас мы с тобой чайку попьем,— ласково сказала она,— там тебе курятинки оставили. Пойдем со мной, ягодка, пойдем!

В то время я еще и думать не могла, что мой примерный, добрый, ласковый, услужливый сын после возвращения из армии нанесет мне еще один удар, от которого я до сих пор не могу опомниться. Это случилось немногим более трех месяцев назад. Гена уже работал в милиции, вернее, учился в младшей милицейской школе.

Он вошел в гостиную, когда мы с Павлом смотрели по телевидению «Клуб кинопутешествий». Меня удивила парадная форма сына — новый костюм, галстук не поленился надеть, а за обедом говорил, что никуда вечером не собирается, надо ему позаниматься.

— Мама, отец... — Гена стоял навытяжку, словно готовился отдать рапорт высокому начальству. — Извините... Несколько слов... Не задержу...

Мы с Павлом переглянулись: начало такое многообещающее, что последует за ним? Уж не надумал ли сын изменить своей «милицейской вере» и поехать на какую-нибудь стройку века?

— Я люблю Светлану Пряжкову,— отрапортовал сын. — Она согласна выйти за меня замуж.

— Ну нет, ну хватит, мне этого не вынести...

— Мама, ты для меня все,— быстро заговорил Гена. — Ты лучшая из всех матерей на свете, я тебя люблю, всегда буду рядом, но от Светы не откажусь никогда. Мы еще со школьной скамьи...

— О господи, за что мне такое наказание?! Ты ж знаешь, что я терпеть не могу всех Пряжковых, они мне несимпатичны, даже противны, если хочешь! Отец пьяница, мать... Пусть она хорошая, пусть, но я не вынесу такого родства! Неужели ты не мог найти девушки, которая была бы достойна тебя!

— А может быть, я ее не достоин! — горячо проговорил сын. — Она скоро институт кончает, учительницей будет, а я что...

— Я категорически против, как хочешь, это убьет меня, сынок!

— Погоди, Геля, нельзя же так. — В голосе мужа проскользнула досада. — Геннадий, вероятно, давно все обдумал, дело здесь щепетильное, решать ему.

— Спасибо, папа. — Гена быстро вышел, словно боялся, как бы его не задержали, не передумали.

— Павел! Эта девочка... раздражает меня! А ее родители чего стоят? Ну как мне смириться со всем этим?

— Ты все время говоришь «нет», припомни,— мягко сказал Павел. — А если Геннадий любит Свету? Если это настоящее? Он ее знает, надо полагать, лучше, чем мы с тобой? И почему ты считаешь, что все должны поступать только так, как ты хочешь?

Эта его постоянная политика невмешательства выводит меня из равновесия.