Выбрать главу

Когда Генка полез с кулаками, ему «дали сдачи».

У меня появился внук, Андрюша...

Фил, это ничтожество, иначе я его не называла, слонялся по белу свету три года, потом заявился. Таня не устояла перед его натиском, мужества ей хватило всего на неделю.

И как только он осмелился прийти сегодня ко мне с цветами! С днем рождения, видите ли, решил поздравить!

Глава вторая

Фил испортил мой праздник, если день, когда женщине исполняется пятьдесят, можно считать праздником. Но как долго, как томительно тянулся сегодняшний день!

Двери нашей квартиры не закрывались почти до вечера: приносили поздравительные телеграммы, подарки, цветы. Никогда в нашей квартире не было столько цветов! Розы, гвоздика вперемешку с ажурными веточками спаржи, яркие пирамиды гладиолусов, астры. Цветы стоят в банках, вазах, в графине и даже в белом эмалированном чайнике, из его носика тоже выглядывает красная гвоздичка.

Только от Татьяны до сих пор ничего нет. Она даже не соизволила позвонить... Обиделась за своего Фила! У меня больше оснований обижаться на нее. Вот уже скоро полгода, как она ушла к Филу, забрала Андрюшу, оторвала его от моего сердца.

Я пыталась отговорить ее, удержать, предостеречь от шага, который может оказаться непоправимым,— материнский инстинкт многого стоит, но Таня так рванула ручку двери, что я еле удержалась на ногах, и, выскочив на лестничную площадку, закричала оттуда, срываясь на визг:

— Я для Фила сейчас как твоя «неотложка»! ;Ты лучше о себе подумай! Ишачишь круглые сутки, у мужа в няньках, нашла себе барина: «Убери — подай!» Ты не живешь, а существуешь! И не мешай мне жить!

Я зажмурилась, закрыла уши, они жгут мои ладони, но голос дочери не утихает: «Ты не живешь, а существует ь!»

Я существую?!

О нет, я не существую, я счастлива. Это в молодости мне казалось, что счастливым может быть только талантливый, всему миру известный ученый, артист, изобретатель. Моя жизнь наполнена до краев работой, домом. Я нужна людям, всегда иду навстречу горю, а не бегу от него. То, о чем мечтала, сбылось: я стала врачом, разве этого мало?

Я люблю свою работу, не мыслю себя без нее и, как бы трудно ни приходилось, менять не собираюсь, хотя такая возможность представлялась не раз.

Учитель формирует человека.

А что такое врач? Что такое здоровье и где оно кончается? Какой-то мудрец сказал, что врач — это тренер здоровья, умеющий находить душевный контакт с больными, умеющий завоевывать и хранить их доверие.

«Светя другим, сгораю сам...»

Меня как-то спросили: «Скажите откровенно: врач действует как автомат? Одно и то же каждый день — болезни, лекарства, смерти... Откуда столько жалости набрать?» Не знаю, кто как, но считаю: к страданиям привыкнуть невозможно.

Но как у Тани хватило совести назвать отца барином? Павел известный, уважаемый хирург, в его больнице творятся истинные чудеса! Там лечат сердце с помощью специальных приборов — электрокардиостимуляторов: прибор этот вживляется в сердце, навязывает ему нужный ритм и оживляет его. Павел увлечен своей работой как фанатик! И если бережет свои руки, так это же естественно — он хирург. И музыкант бережет свои руки, и художник. Павел не барин, нет! Он многое не замечает из того, что окружает его в быту, и часто удивляется, когда ему напомнишь о том, что он должен был сделать дома и не сделал.

Ну а что у человека завидная самодисциплина, так за это его надо не осуждать, а подражать ему. Мне тоже захотелось бы заключить себя в строгие рамки разумного режима и следовать ему неукоснительно, как это делает мой муж: физзарядка, душ, режим питания. А у меня не хватает времени на это. Пока мой супруг священнодействовал над полезными упражнениями, а потом принимал душ, я готовила завтрак.

Не все мне нравится в муже, не все. Он, например, иногда просыпается «не с той ноги» и тогда завтракает, собирается в больницу молча, угрюмо, и попробуй догадаться, кто и чем ему не угодил. Но в таких случаях он непременно позвонит мне и скажет: «Это я, моя хорошая...» Мои обиды мгновенно испаряются.

Я полюбила Павла еще в институте,— он писал диплом, я училась на втором курсе. Павел выделялся среди студентов не только своей внешностью — рослый, большелобый, большеглазый,— он носил длинные волосы, редкость в ту пору. Тогдашняя привычка его перешла теперь к сыну. Он знал много стихов, читал их хорошо, с чувством, его слушали с удовольствием, часто просили читать еще и еще. Он откидывал со лба волосы, закрывал глаза, называл сначала автора: