— Что, русский батальон?…Бьюсь об заклад, моя бригада достигнет раньше другого берега, чем ваши русские. Мне кажется вы им слишком доверяете, — выпалил Скорцени, не теряя нить разговора.
— Спокойнее, Отто. Русские меня не подводили, — парировал Франц. — Не подведут и в этот раз. Они отвечают за свои слова. Спешу посмотреть на их работу. Уверен, под Нешато есть, что показать фотокорреспондентам. Хорошая русская поговорка гласит: «Не говори гоп, пока не перепрыгнешь». Отто, придержите свои бахвальства фюреру. Ему будут приятны ваши подвиги. Вы ходите у Рейхсканцлера в любимчиках. Слышал, что он вам даже запретил идти во вражеские порядки, дабы не позволить себе вас потерять. Это правда?
Лицо Скорцени засияло от гордости. — Франц, это правда. Фюрер дважды просил оставаться в тылу, поберечься от пуль. Но разве это выполнимо? Кстати, вы обласканы экселенцем не хуже чем я.
— Это заметно?
— Очень. В Генштабе говорят, что фельдмаршал Модель боится, что вы разделите с ним славу побед в операции. Думаю, по этой причине он дал согласие на ваш отъезд со мной.
— Мне слава незачем, Отто.
— Так ли это, подполковник? А фотографы, служебный взлет?
— Это видимая сторона. В душе — я тихий парень. Тише едешь, дальше будешь.
— Не смеши меня, брат, — вдруг зарокотал в голове Ольбрихта Клаус. — Говоришь, тихий, а ввязался в мировую драку, сталкиваешь лбами союзников, ставишь генералов по стойке смирно. Это как понимать? Две жены заимел, детей настрогал — все из-за скромности?
— Зачем проснулся, Клаус? — недовольно отозвался Франц. — В твоей помощи и критике не нуждаюсь. И вообще, я думал, что мы уже одно целое. Ты давно не уделял мне внимания. Выскочил, как черт из табакерки. С какого перепуга?
— Засиделся у тебя. Руки чешутся по делу. Я же профессионал. Советуйся больше со мной. Мне скучно, друг.
— Хорошо, придумаю для тебя что-нибудь. Сейчас не мешай. Видишь, Скорцени уставился недоуменно. Бывай, волк одиночка…
— Франц? Вы меня слышите? С вами все в порядке? — Скорцени щелкнул пальцами перед лицом штабиста.
Ольбрихт вздрогнул. Шире открыл глаза. Взгляд затуманенный. Произнес глухо: — Это после контузии. Приступ головной боли. Не обращайте внимания. Говорите. Я прослушал, что вы сказали.
— Я сказал, что вы хорошо вжились в русскую культуру за время войны. Ваши высказывания могут вызвать подозрения у службы безопасности. Не обижайтесь. Я имею польские корни, это чувствую.
Франц молча достал фляжку, сделал глоток. Боль проходила. Он вновь мыслил ясно. Не раздражаясь, бросил Скорцени: — Не преувеличивайте, Отто. Подозрение, скорее, вызовут ваши диверсанты, за незнание столицы штата Кентукки или тому подобное. Допьете? — протянул фляжку. — Скоро приедем. Видите, туман расходится.
— Не вижу препятствий, Франц!
— Гос-сподин подполковник! — вскрикнул Криволапов.
Визжат тормоза. Машина юзит, несется влево. Криволапов бросает педаль тормоза, выворачивает руль, на последнем метре дороги гасит скорость. Оборачивается. Глаза вытаращены, заикается: — С-стреляют-с, господин подполковник!
До немецких офицеров ясно доносилась пулеметная стрельба. Отвечали «шмайсеры». В поле зрения, почти у кювета, вдруг рванули мины среднего калибра. Огромная ель, иссеченная и срезанная осколками, на глазах изумленных пассажиров, вздымая клубы снежной пыли, шумно валится на дорогу. Крики фельдфебеля. Вопли, подмятого мотоэкипажа. Оглушительный выстрел «Пантеры». Многократное эхо разнеслось по всему лесу.
— Что это? — рявкнул Скорцени, небрежно передал фляжку. Не дожидаясь ответа, рванул дверь, скатился в кювет….
Приземление было мягким. Тем не менее, Отто почувствовал головокружение. Чтобы сбавиться от дурноты, зачерпнул пригоршнями рыхлый снег, приложил к пылающему лицу, пожевал. Осклабился от удовольствия. Талая вода текла под рубашку, обжигала грудь. — Черт, раскрыли быстро! — заработали мысли. — Надо выводить группу. Иначе не доберешься до Мааса. — Выглянул. Туман заметно поредел. Хмурое декабрьское утро наступило. Дорога забита техникой. Где-то впереди колоны разгорался бой. Отто поднялся, не стряхивая снега, размашисто побежал к бронетранспортеру связи. Тормознул у огромной, густой ели, преграждавшей путь. Под заиндевелыми лапами стонали придавленные мотоциклисты. — Подымайтесь живее! — гаркнул бесцеремонно эсэсовец. — Помоги им! Не стой! — прикрикнул на фельдфебеля, вылезшего из кювета.
Словно Йети: огромный, встревоженный, злобный, с растрепанными волосами и уродливым фиолетовым шрамом, Отто, цепляясь за ветки, царапая руки, перелез через ель.
К Скорцени уже бежали офицер связи и командир группы капитан фон Фолькерсам. Приблизившись к грозному диверсанту, они вытянулись в струну.
— Кто дал команду стрелять? — выдавил, хмурясь Скорцени.
— Господин оберштурмбанфюрер СС, — сбивчиво заговорил капитан фон Фолькерсам. — Мы следовали…нас раскрыли. Мы вступили в бой согласно инструкции.
— Черт, каким образом нас опознали? Силы противника?
— Уточняю…. Рота десантников. Может больше.
— Откуда взялась эта рота десантников? — зарычал эсэсовец. — Почему проморгали? Спят, свиньи?…Кто там? — Скорцени обернулся на шум.
К диверсантам спешно подходил Ольбрихт, одетый, как они в американскую униформу, поверх немецкой. Сзади на малых оборотах двигалась командирская «Пантера».
У Скорцени перекосился рот от опеки со стороны Франца. Из груди вырвалось: — Господин подполковник, я не нуждаюсь в вашей помощи. Зачем вы здесь?
— Отто! Прекрати брань! Твои люди невиновные, — заступился за офицеров разведчик, не отреагировав на бестактность любимца фюрера. — Это остатки 506 десантного полка. Американцы прорываются к Бастони. Любое движение в обратную сторону вызывает подозрение.
— Хорошо! Допустим, — согласился раздраженно Скорцени. — Если вы такой умник, Франц, то подскажите выход. Мне нужно сохранить отряд. Я не привык обороняться, я привык нападать первым. Не мой промысел добивать отступающие части.
— Отто! Выводите танки вперед. Немедленно! Пока их не расстреляли из базук в этой лесной глуши. Атакуйте ими. Моя «Пантера» останется сзади. Перекрестным, корректированным огнем разделаем американцев под орех. Капитан? — Франц обратился к командиру группы. — Американцы атаковали с двух сторон?
— Нет, господин подполковник. Нападение внезапное слева. — Глаза Фон Фолькерсама благодарно светились.
Франц легким кивком ответил на благодарность офицера, перевел взгляд на Скорцени. — Нам повезло, Отто. Американцы вступили в бой без подготовки, наткнувшись на колонну. Всех гренадеров на правую сторону, займите оборону. При поддержке танков подавите десантников. Отдавайте приказ, оберштурмбанфюрер. Время идет…
— Ложись, — вдруг заорал связист. Падая, потянул за собой фон Фолькерсама.
— Где? Что? — шарахнулся от бронетранспортера Скорцени.
Знакомый свист, два хлопка справа в подлеске. Эсэсовец почувствовал будто удар полбу, свалился в кювет. По лицу течет что-то теплое. Ощупывает щеки, нос: над правым глазом пальцы коснулись лоскута дряблого мяса. Отто в ужасе вздрогнул: — Неужели глаз потерян? Хуже этого, ничего случиться не может. Теперь полный Квазимодо, — подумал он. Пальцы ощупывают место под мясом. Облегченный выдох. — Глаз цел.
Офицеры устремились к Скорцени, помогли подняться. Взгляды оторопелые, сочувствующие. Лицо шефа в крови. Правая штанина посечена осколками, пропитана кровью.
— Разойдитесь, дайте осмотреть командира, — ворчливо растолкал всех усатый эскулап с орлиным профилем. Позади топтались молодые санитары с носилками. Медик окинул профессиональным взором лицо главного диверсанта. Нагнулся, осмотрел рассеченное в двух местах осколками правое бедро, подытожил: — Господин оберштурмбанфюрер СС, вам нужно срочно в санчасть. Раны неглубокие, но нужно вытащить осколки, обработать раны, зашить. Нельзя допустить сепсиса.