— Вот о задачах мы сейчас и поговорим. Садись капитан, — Шлинке оборвал начальника разведки. — Не обижайся за резкость, не девица. Ночью выдвигаться, а вас нет. Следопыт, не раздувай ноздри, как бык. Иди, вздремни пару часов. Я соберу вас отдельно… Теперь о задачах.
— Господин подполковник, вы не уточнили разведданные, — Симаков продолжил разговор.
— Капитан, садись ты наконец! То, что передал по рации, нам достаточно. Картина ясна, — одернул Шлинке разведчика, злясь, поднялся с колоды. Окинув офицеров суровым взглядом и раскачиваясь на ногах громко произнес: — Слушайте внимательно. Подполковник Ольбрихт выехал в Берлин. Срочный вызов. Посему, командование операцией возлагаю на себя. Возражения есть…? Возражений нет!
Уточняю план операции и ставлю боевую задачу. Местное время, — Киселев взглянул на часы с флуоресцентными стрелками, — 18 часов 20 минут. Динан. Бельгия. 18 декабря одна тысяча девятьсот сорок четвертого года…
ГЛАВА 11
Лодка бесшумно подходила к берегу. Несмотря на мощные взмахи весел, которые в руках Следопыта выглядели прутиками, всплеска не было. В последний момент, весла замирали у самой воды, затем, стремительно войдя, придавали судну уверенное, сильное движение. Даже уключины не скрипели, заблаговременно смазанные богатырем. Рыбацкое судно, разрезав тонкий ледок запорошенный снегом, уперлось в грунт.
— Тише, — шикнул Киселев, — приехали.
Разведчики затаились, вглядываясь в ночную мглу, пытались засечь присутствие англичан. Нервы напряжены до предела. Пальцы на курках.
— Берег пустой, — проронил Следопыт невозмутимо, поглаживая американский «Браунинг». — Дымом от моста тянет. Видно греются бриты. Стыло.
Киселев потянул шумно носом, вдохнул полной грудью сырой, морозный воздух. — Чепуха, не слышу.
— Поверьте. Вы не охотник. Я чую зверя и человека за версту.
— Ладно, верю. Медведь, пошел!
Михаил закинул автомат за спину и, удерживаясь рукой за борт, спрыгнул на берег. Ноги чавкнули, провалились в снежную кашу, но почувствовали твердь.
— Сирень, пошла.
Девушка неуклюже перевалилась через борт. — Вода! — ойкнула она, плюхнувшись в неглубокую припорошенную полынью.
— Черт! — ругнулся Киселев. — Ты не газель, а корова! Медведь, помоги!
Миша без команды подхватил радистку. Жилистые, крестьянские руки без труда вытащили исхудавшее тело на берег.
— Ну как же так? — шепнула девушка с горечью, уткнувшись в плечо белоруса, — У меня вода в ботинках, как сидеть на морозе?
Миша дотронулся шершавой ладонью до лица Инги, ответил тихо, чтобы слышала только девушка: — Потерпи, дорогая. Выйдем на сухое, переобуешься, у меня есть запасные носки. Все будет хорошо, я с тобой.
— Мишенька, я потерплю. Иди ко мне. — Радистка притянула голову Михаила и чмокнула холодными, влажными губами в щеку, сразу оттолкнула. — Смотри, наши приплыли.
Левее раздавались легкие шлепки весел. Причаливали лодки с десантниками.
— Ложись! — прорычал вдруг Следопыт. Лапищей подхватил Шлинке, вскочившего со скамейки и чуть не свалившегося в реку и, удерживая левой рукой пулемет, сильно оттолкнулся о борт лодки. Упали у самого берега на рыхлый снег, пропитанный водой. Сибиряк придавил Киселева, словно бетонная плита, не вздохнуть. Речная жижа противно потекла за воротник Киселеву. Офицер замычал, резко крутанул головой, вырвался из объятий, ругнулся: — Придушил, дубина стоеросовая, блевать начну!
— Не шуми, подполковник, летит, — буркнул Следопыт, вновь придавил голову Киселева в снег.
С Цитадели, протяжно шипя, летела сигнальная ракета. Достигнув апогея, она скрылась в сгущающемся тумане. Стало еще темнее. Но через несколько секунд золотые гроздья пробились через предрассветное марево. На какое-то мгновение река подсветилась очень ярко. Обнажились темные, быстрые воды Мааса, бегущие к Северному морю, береговые скалы и холмы, Церковь Богоматери, низкорослые домики, подступающие к реке, каменный мост с тяжеловооруженной охраной.
— Дуг-дуг-дуг-дуг, — ударил вдруг пулемет с колокольни храма. Свинцовые осы крупного калибра полетали короткими очередями. Свистят над рекой, вспарывают тонкий ледок, противоположного берега, иссекают заиндевелые кустарники.
Десантники вдавились в снег. Холмистый берег и маскхалаты скрывали от врага.
Ракета, выпущенная с какого-то перепуга, как и треск пулемета, погасли одновременно. Над Маасом вновь наступил мрак и безмолвие, сомкнулся оседающий, плотный туман.
Десантники ожили. — Командир, мы здесь, приказывайте, — кто-то выдохнул в ухо Киселеву.
— А-а! — дернулся Шлинке очумело, приподнялся, повертел головой, как будто поднесли ватку с нашатырем. — Это ты, Музыченко? — бросил в темноту.
— Так точно!
— Ты зачем чеснока нажрался? — рот смершевца неприятно скривился. По лицу стекала талая вода. Голова кружилась, слегка мутило.
— Так, цэ ж с салом, от простуды, — расплылся в улыбке командир группы, трогая свисающий, запорожский ус.
— Цэ ж с салом? Все шутишь? Дошутишься у меня, говорливый, ты мой, — разолился смершевец. Ему остро захотелось врезать по физиономии десантнику, извергающему в лицо чесночно-водочные пары. Сдержался. Заскрипел зубами, сжав кулаки, выдавил: — Следуй за нами, прикрываешь с тыла. Мы сами разберёмся с охраной у моста. Выполняй.
— Есть, — запорожец вьюном отполз от Киселева, почувствовав недоброе.
Офицер глянул в сторону сержанта, рыкнул: — Следопыт, помоги подняться, что-то ногу свело.
Сибиряк стоял молча возле начальника, согнулся буквой «г», чтобы не казаться таким большим. Он понимал, что переборщил специально, обнимая вечно недовольного смершевца. — Заколебал!
Подполковник оперся о стальную руку Степана, поднялся, оглянулся. К ним еле заметными тенями подтягивались бойцы отряда прикрытия.
— Надо двигать дальше, — бросил недовольно офицер. — Башку мне больше не крути. Оторвешь. Понял?
— Угу, — промычал виновато Следопыт.
— На первый раз прощаю. Понял?
— Угу.
— Угу! Угу! Подозрительного ничего не заметил? Разбудили берег, мать твою. С какого ляду? Вроде, тихо пристали.
— Берег пустой, Константин, как я и говорил.
— Говорил? Тогда вперед пошел. Руки за спину!…Тьфу!!! Бегом! Мы за тобой.
Гигант легко подхватил тяжелый американский пулемет, ранец, снайперскую винтовку в чехле и бесшумно двинулся по снегу вдоль берега, мысленно разговаривая с собой. — Хорошо отделался, только бранью. Могло быть и хуже… Майор, зануда, злопамятен. Надо быть начеку…Однако, времени мало. Природа просыпается. Мост в двух километрах, надо успеть. — Степан прибавил шаг. Михаил еле поспевал за ним. Инга и Киселев почти бежали, тяжело дыша, с трудом преодолевая глубокие снежные завалы. На дорогу не выходили, боялись раскрыться. Узкая, накатанная, она тянулась выше по холму, левой стороной прижимаясь к зарослям кустарников.
— Медведь, дальше нельзя. Я сам, — пробасил вполголоса Следопыт, остановив Михаила, когда до моста оставалось несколько сот метров. — Предупреди Константина. Впереди блокпост, часовой. Я его сниму. Дам знать.
— Может подождем командира?…Будешь? — Миша протянул фляжку с водой.
— Давай. — Следопыт сделал несколько больших глотков воды. — Спасибо. Мне пора.
— Может подождем?
— Нет.
— Хорошо, я рядом. Иди. — Миша хлопнул товарища по плечу.
До уха гиганта донеся шум, подходившей группы десантников. Ждать не стал, растворился в темноте…
Степан осторожно, словно амурский тигр, вплотную подкрался со стороны реки к английскому дозору. Мешки с песком, сложенные друг на друга, обступали мост полукругом. Выезд запирался шлагбаумом. Железных надолб, проволочных заграждений не было. — Не успели закрепиться, — подумал сибиряк. — Немец застал врасплох. Блокпост возведен наспех, значит и служба поставлена плохо. Это хорошо. Двое истуканов по мосту ходят…Ладушки…
Разведчик выждал, когда часовые развернутся и пойдут в сторону города, заглянул в бойницу. В центре площадки у костра грелись двое солдат в шинелях цвета хаки с поднятыми воротниками. Шеи и головы укутаны широкими вязанными шарфами, поверх них — каски тарелки. Один, опершись о карабин с примкнутым штыком, верещал что-то на английском языке. Второй сидел на бревне, ковырял прутом угли, слушая байки напарника, лыбился. Костер потрескивал, горел ярко. По правую сторону от моста у дороги стояла будка на колесах, где спал дежурный расчет.