Несколько дней назад состоялся разговор с капитаном Киселевым, его протеже.
— Вот что Дедушкин, — доброжелательным, даже восторженным тоном начал тот разговор, — смотрю я на тебя и радуюсь. Получится из тебя разведчик. Все контрольные занятия выполнил с оценкой «отлично». Один из лучших выпускников курсов. Молодец!
Миша внимательно слушал офицера, но в разговор не вступал. Из своего армейского опыта усвоил простые истины: не лезть вперед без надобности; говорить тогда, когда спрашивают.
— Скоро выпуск, хочу взять тебя в свою группу. Пойдешь?
— А что, разве можно отказаться? — Миша пристально посмотрел в глаза офицеру.
— Отказаться? — Киселев недовольно скривился. — Странные вещи говоришь Дедушкин. Чем же я тебя не угодил?
— Было дело, чего уж вспоминать.
— Нет, ты скажи, раз заговорил, это очень серьезно. Между нами не может быть недомолвок. Я слушаю.
— Хорошо, скажу, если требуете, — Миша поднялся со стула.
— Да сиди ты, не вставай, — махнул рукой офицер. — В ногах правды нет.
— Вы помните бой у поселка Поляниновичи? Он был в мае, когда брали немецкого диверсанта.
— Еще бы. Хорошо помню. Ты выполнял тогда мое первое задание. Справился. Правда, вырвался этот гад из окружения. Но, «пантеру» артиллеристы подбили. А почему ты об этом меня спрашиваешь?
— Потому, — Миша занервничал, покраснел, — потому, что ваши снайперы упустили этого диверсанта. Они не могли не видеть, что этот фашист держал на прицеле меня и девочку, мою племянницу, которая была у меня на руках. Вы же говорили, я хорошо это помню, что в критической ситуации немца сразу прихлопнут. Почему оставили его в живых?
— Ах, вот ты о чем? — усмехнулся удовлетворенно Киселев, поняв, что обида у Михаила на него пустяковая. Он раскрыл портсигар и протянул его Михаилу. — Закуривай. Я подумаю, как тебе ответить.
— Вы же знаете, что я не курю.
— Знаю. В общем, живым нам нужен был этот Ольбрихт, понимаешь? В последний момент получили приказ брать его живым. Потому и не стреляли. Но, как видишь, все обошлось хорошо и для тебя и твоей племянницы.
— Хорошо? Ничего хорошего, — Миша насупился.
— Понимаю тебя, ты вспомнил о сестре. — Киселев сам закурил, сделал глубокую затяжку, прошелся по кабинету. — Ты зря затеял этот разговор. Твоя сестра еще легко отделалась. Ей вышка грозила. А дали 10 лет. Пусть еще благодарит за это. Правда, не знаю кого. Кто-то в поднебесной канцелярии за нее по-крупному заступился. Не мы с тобой ее под немца уложили. Не нам и отвечать за последствия. Поэтому будь мужиком. Главное — она жива. Даст бог, еще увидитесь.
Миша на реплику офицера не ответил, задумался. — Действительно, мог ли в той ситуации, Киселев ему помочь? Наверное, нет. А 10 лет лагерей для Веры, считай за счастье. Матерого диверсанта упустили. Вот дуреха, так дуреха. Угораздило же влюбиться в этого немецкого офицера. — Миша сокрушенно вздохнул — Что уж печалиться, заслужила.
— Вопросы есть ко мне? — Киселев смотрел на Михаила открытым доброжелательным взглядом.
— Больше нет. Я свободен.
— Подожди. Запомни Михаил, раз и навсегда. Я зла не желаю ни тебе, ни твоей семье. Мои слова искренни. Ясно?! И ты на меня не злись. Теперь веришь мне?
— Верю, — Миша поднял голову и прямо посмотрел в глаза капитану.
— Вот и замечательно, — Киселев повеселел, — значит, будем работать вместе в одной группе. Будешь моим заместителем. А теперь, — офицер достал из папки несколько листов печатного текста, — изучай свою биографию. В этих листках либо твой успех, либо провал. Бери, — и передал их Михаилу. — На контрольном экзамене выберешь, что понадобиться, по своему усмотрению. Здесь две легенды для тебя. Первая — Поплавский Казимир Тарасович, был писарем в городской управе г. Минска, отступал вместе с немцами. Вторая — старший лейтенант Вермахта Ганс Клебер, командир саперного взвода, контужен, немного заикается. Вся информация правдивая, проверенная, не туфта. Люди эти сидят у нас. Схожесть твоя с ними имеется. Немецкую структуру до полка, командный состав до дивизии, там же найдешь. В общем, все подробно изучай, обдумывай.
Миша бегло сверху вниз пробежался по тексту. Лицо заострилось, на переносице собралась глубокая складка, взгляд стал серьезным. — Поплавский…, Клебер…. Кто-то из них будет вторым моим я. Вжиться в роль, стать новым лицом, суметь перевоплотиться — вот архиважная задача до выпуска. От этого зависит не только его жизнь, но и выполнение будущих заданий.
— Должен знать легенды, как Отче наш, — перебил мысли Михаила Киселев. — Кстати, Дедушкин, ты Отче наш знаешь?
— Это к делу относится товарищ капитан?
— Все, иди Миша. На сегодня все. О нашем разговоре никому ни слово. Листы вернешь. Понял? — капитан строго посмотрел на Михаила, но затем не сдержался, улыбнулся, — завтра я соберу вас всех, погоняю по немецкому языку, коснемся отдельных деталей задания. Свободен.
Дедушкин ничего не ответил, лишь глаза заискрились, приложил руку к пилотке и вышел…
— Первая, вторая группы к машине 1; третья, четвертая к машине 2; пята, шестая -3. Бегом!
Открылся шлагбаум, и крытые военные полуторки устремились в темноту, увозя на аэродром разведчиков. Их сопровождало два легковых автомобиля управления контрразведки Смерш…
Стояла глубокая ночь, когда военно-транспортный самолет Ли-2Д взлетел с подмосковного аэродрома на запад, унося в неизвестность выпускников разведшколы. Для одних это были маневры, ночной заброс в заданный район на своей территории с отработкой разведывательно-диверсионных задач. Для других — военные реалии. К этим другим в эту ночь относилась только группа капитана Киселева. Только Александр Киселев, капитан УКР Смерш, знал истинную цену этого взлета. В последний момент на аэродроме, ему лично отдал приказ генерал-лейтенант Селивановский о начале третьего этапа операции «Ольбрихт». Киселеву ничего не оставалось делать, как ответить «Есть», хотя в душе полыхал огонь непринятия этого поспешного приказа. Группа была «сырой», не слаженной, без опыта выполнения подобных задач. Последний этап подготовки был свернут до минимума. Ей бы выполнить задание на своей территории. А здесь прыжок в глубокий тыл под Варшаву. Причем два дня тому назад произошла замена радистки. Вместо розовощекой Татьяны Ануфриевой, первоклассного специалиста, учительницы немецкого языка, прислали неизвестную бледнолицую полу-немку Ингу Беренс. Какого полета эта птица Киселев не знал, поэтому нервничал.
Летели долго, томительно. Миша дремал, просыпался, взглядом провожал боевых товарищей прыгающих в темень, но их группу почему-то не приглашали на выход. Затаившейся тревога, рожденная после команды «подъем», вновь разгорелась с новой силой. Математический склад ума, практическая логика разведчика интуитивно направляли его к решению этой задачи. Ответ вырисовывался путем сопоставления и суммирования последних событий. — Подняли по тревоге раз. Летят уже более двух часов — два. Значит они над Беларусью, недалеко линия фронта. Ему дали изучать две легенды — это три. Перед вылетом капитан Киселев срочно был вызван к генералу — это четыре. Татьяну поменяли на неизвестную немку — это пять. Отсюда, какой вывод? Вывод один — их забрасывают в глубокий тыл к немцам. Причем срочно и очень скрытно. Причина? Причина…,Миша задумался, вдруг его осенила мысль. — Кто-то не должен знать об этом. Кто? Конечно враг. Утечка информации в управлении — вот причина сегодняшней тревоги. Интересно, знает ли об этом Киселев?