Миша и предположить не мог, насколько он был близок к разгадке их поспешного вылета, разгадке событий, которые переполошили генералитет НКВД и Смерш…
Лаврентий Павлович Берия этим утром был вне себя, в неописуемой ярости. Такой профессиональной оплеухи он еще не получал. И это по делу особой государственной важности, которое на контроле у товарища Сталина. Возмущениям его не было предела. Чтобы немного успокоиться, налил себе рюмку коньяка в нарушение принятого им же правила, пить на работе только красное вино и залпом выпил его. Разогретая кровь еще больше закипела. Требовалась жертва для выхода клокочущей энергии гнева. — Где же этот «Смерть шпионам». Под носом развел гадючник."Тха!» (грузинское ругательство равнозначно — недалекий человек, дурак, козел). Заложив руки за спину, словно Наполеон он разгорячено забегал по просторному кабинету. — Может это «деза»? Нет, — сразу отмел эту мысль нарком. — Прослеживается целая цепочка. Разве можно эту информацию докладывать товарищу Сталину? Нет нельзя! Главный удар ему принимать. Он в ответе за всю операцию. Надо выждать время. Надо найти врага, а потом идти к вождю. А что скажет нам товарищ Абакумов? — Берия усмехнулся, что заговорил фразами Сталина. Да! Что скажет Абакумов? Ему также не к лицу идти к Верховному с такой вестью. — Подойдя к столу, Берия нервно схватил трубку прямой связи с дежурным по управлению и резко спросил, — Генерал Абакумов появился?
— Да, товарищ народный комиссар, он здесь.
— Что он медлит? Скажи, я его жду.
Когда в кабинет зашел комиссар госбезопасности 2 — го ранга Абакумов, Берия не ответил на его приветствие и не посадил за стол. Только бросил гневный взгляд в его сторону и перешел к делу.
— Это что такое, Виктор Сэменович? — нарком постучал пальцем по лежащему на столе документу с грифом «совершенно секретно».
— Что именно, Лаврентий Павлович? Я вас не понимаю.
— Ты видел его? — указательный палец второго лица государства взвился вверх. — Не понимает! А я думал, начальник контрразведки Красной Армии все понимает, все схватывает на лету, все знает?
— И все же, товарищ народный комиссар, говорите яснее.
— Яснее? — голос наркома зазвенел, срываясь на фальцет. — Яснее уж некуда. На, читай! — Берия небрежно, будто змею, отбросил от себя шифровку.
Абакумов взял донесение и тихо прочел.
«Из достоверных источников стало известно, что Берлин через агентурную сеть в Лондоне получил сведения о проведении операции «Olbricht». Замысел, цели и задачи операции пока не ясны. Источник утечки информации с нашей стороны выяснить не удалось. В этой связи жду ваших указаний.
Берлин. Альфред».
Абакумов перевернул лист, прочел в нижнем углу фамилию специалиста принявшего шифровку и вновь вернулся к исходному разведывательному материалу не первой странице. Задумался. Его упитанное, чисто выбритое моложавое лицо напряглось, местами покрылось аллергическими пятнами, противно подрагивали руки. Его не смутил текст шифровки, были и похлеще. Его смутило то, что шифровку первым получил не он, а Берия. Щупальца всемогущего наркома дотянулись до его Главного Управления. — Ладно, личные отношения потом, — подумал он. — Надо держать ответ. Придумывать на ходу. Альфред?.. Альфред?.. Альфред и Анна. Точно, эти резиденты подключены к операции. Это они взяли след Ольбрихта в Берлине. Об этом ему недавно докладывал заместитель. Можно ли им верить? Скорее да чем нет. Значит, действительно внедрен английский шпион в его структуру управления. Но кто? В каком отделе затерся этот английский лис? Надо серьезно думать. Разработать план перехвата. Времени нет. Какой выход из создавшегося положения? Выход… выход один — срочно и скрытно засылать группу…
— Ты что, читать разучился, комиссар? — прервал затянувшуюся паузу недовольный Берия.
Абакумов поднял голову и уверенно посмотрел в сторону наркома. — Мне известно об этой шифровке Лаврентий Павлович.
— Известно? — правый глаз Берии нервно дернулся. — Ну-ну! Тогда я слушаю тебя. — В эту минуту нарком подумал, — Блефует Абакумчик. Ему донесение задержали на два часа.
— Вопрос очень серьезный товарищ нарком. Мы его будем решать в кратчайшее время. Полагаю, что враг среди старых кадровых спецов или вновь прибывших. Круг лиц готовивших операцию небольшой. Перепроверим всех. Вычислим. Есть, однако, вероятность, что утечка пошла из Варшавы, от местного подполья, партизан, готовящих встретить группу. Будем проверять и эти каналы. Но и вы посмотрите у себя.
— Что ты говоришь? — Берия вскочил с наркомовского кресла. Через пенсне на Абакумова уставились зловещие черные глаза. — Ты это брось, комиссар! — Нарком грозно постучал пальцем по столу. — Об операции с моей стороны знают только я, начальник ОКР «Смерш» НКВД Юхимович и его заместитель, который курирует этот вопрос. Раз английский шпион не знает о целях и задачах операции, значит источник где-то внизу. Так что ройся у себя. Понял?
— Да, товарищ нарком, так и поступлю.
— Ты лучше скажи, — Берия чуть смягчил тембр голоса, — как будем спасать операцию? Нам ответ держать перед товарищем Сталиным.
— Товарищ народный комиссар, — строго по уставу, задетый грубостью Берия, заговорил Абакумов. — Нужно немедленно посылать группу. Нельзя дожидаться намеченного времени. Этим мы спасем операцию от провала. Правда, — главный контрразведчик замялся.
— Не тяни кота за хвост. Что надумал?
— Очень сложная ситуация сейчас в Варшаве, товарищ нарком. Немцы свирепствуют. Восстание практически подавлено. Идут зачистки районов. Среди поляков серьезные разногласия. Трудно будет нашим разведчикам, группа молодая, еще не была в деле. Вероятность удачи мала. Боюсь…
— Я тебе вот что скажу, Виктор Сэменович, — перебил вновь его Берия, — не туда клонишь разговор. То, что произошло в Варшаве, виноваты англичане и их приспешник Миколайчик. Товарищ Сталин считал восстание нереальным делом. Нет начали, не согласовали с нами. Ты видел этого премьера. Напыщенный гусь. Два раза товарищ Сталин на встрече в августе рекомендовал ему создать коалиционное правительство совместное с Польским комитетом национального освобождения, с польской партией рабочих. Отверг. Самого товарища Сталина не послушался. Ты и сам знаешь, что поляки мутят воду, оказывают сопротивление Красной Армии на освобожденной территории. Разве это допустимо? Конечно, нет. Мы победители, мы и диктуем условия. А насчет трудности задания, скажу следующее. Кому сейчас не трудно, Виктор Сэменович? Тебе разве не трудно? Одних дел на бывшей оккупационной территории образовалось десятки тысяч. Попробуй, разберись, где наш, а где затаившийся враг. Всем трудно сейчас. Война. А на войне побеждает сильный, умный, хитрый. Ты таких людей отбираешь в разведку, да?
— Да, Лаврентий Павлович. Отбор идет жесточайший.
— Вот и пусть доказывают твои разведчики, что они лучшие, что они преданы нашей Родине, партии и товарищу Сталину. Понял меня, комиссар?
Группу забрасывай завтра, по тревоге. Никто не должен знать об этом. Довести только перед посадкой в самолет. Прикрытие — ночные экзамены. Кроме того, оставь у себя открыто информацию, что все идет по плану, и время укажи. Глядишь, попадется крыса. Не мне тебя учить. Ты же настоящий крысолов, Виктор Сэменович. — Берия засмеялся, даже снял пенсне. Его близорукие глаза слезились от удачной скабрезной шутки.
Улыбнулся и генерал Абакумов.
— Коньяку налить? — предложил нарком НКВД, так и не присевшему за стол начальнику Главного Управления Контрразведки «Смерш» Наркомата обороны.
— Спасибо, товарищ нарком, — сухо отказался от предложения Абакумов. Как-нибудь в другой раз.
— Тогда ступай и помни, что путь к товарищу Сталину лежит только через меня. Поймаешь шпиона — не беги сразу докладывать. Все надо взвесить, предложение подготовить как с ним поступить. Мы же союзники. Понял?
На Абакумова уже смотрели совсем не веселые глаза Берия…
Миша открыл глаза и посмотрел по сторонам. В грузопассажирском отсеке военно-транспортного самолета кроме разведчиков группы и борттехника никого больше не было. Самолет уверенно держал курс на запад, по крайней мере, ему так казалось. Двигатели работали отлажено и бесперебойно. Их монотонный, но достаточно громкий гул, уже стал привычным и необходимым элементом полета. На плече Михаила тихо посапывала радистка Инга. Шелковистые, каштановые волосы девушки, выбившись из расстегнутого парашютного шлема, источали еле уловимый аромат недорогих духов. Миша улыбнулся. Ему было приятно, что радистка сидела рядом с ним. Ее близость, запах ее волос дразнили и будоражили воображение, вносили беспокойство в его молодую, хотя и огрубевшую душу.