Немцы действительно притихли. Принимали решение, как быть с неприступным домом. Они явно не ожидали таких четких и убийственных действий неизвестного врага. Возможно, вызывали подкрепление, оставшись без офицеров.
В этот момент из сарая показался разгоряченный от боя Киселев. Глаза злобные, налитые кровью. Лицо потное в грязных подтеках. Волосы спутаны, дыхание тяжелое. Он прислонился к стене сарая и опираясь на левую ногу, вытащил фляжку с водой. С жадностью сделал несколько глотков. Сумрачно посмотрел вниз на согнутую правую ногу. На ткани маскхалата ниже колена были следы сочившейся крови. Он скривился, сжал зубы и со стоном прорычал: — Следопыт! Ко мне. — Когда разведчик спустился с чердака, он показал ему головой на ногу: — Задели, сволочи! Перевяжи. Вижу, ты тоже ранен.
— Слегка, командир. Пройдет. Давай помогу. — Следопыт обхватил офицера правой рукой и словно ребенка перенес до деревянной колоды. Усадил.
— Давай, Степан, бегом, — попросил снайпера Киселев. — Времени на все от силы минут пятнадцать. Затем полезут. Будем отходить.
Затрещала кожа офицерского сапога, лопнула ткань бридж под острым лезвием ножа разведчика, обнажилась рана.
— Хорошо, что на вылет. Кость не задета, — произнес деловито сибиряк, профессионально и быстро сделал перевязку раны.
Вдруг Киселев стукнул себя по лбу. — Совсем забыл из-за ранения. — Инга! — крикнул громко в сторону дома он. — Сирень, веди этого поляка. Медведь, на место. Наблюдать! — Тот прибежал на крик командира. — Хотя, постой. Понадобишься… Бензин, Юзеф? Давай бензин! — резко в упор потребовал он от связного, как тот появился с Ингой на заднем дворе.
— Какой бензин, пан офицер?
— Для машины, урод, что стоит во втором сарае.
— Что за машина, Константин? — удивился Михаил.
— Грузовичок военный польский «Урсус-А», полуторатонный, начала тридцатых годов выпуска. Ну, где бензин, профессор? — Киселев направил на поляка автомат.
— Да, да, едну хвилинку, пан офицер. Хто мне дапаможа?
— Степан, сходи с ним.
Через пять минут Степан вначале принес канистру бензина для машины, а затем под всеобщее удивление и восклицание прикатил пулемет «Максим» и к нему коробку с патронами. Разведчики на мгновение онемели. У них на несколько секунд отнялся дар речи. Это было так неожиданно, так несовместимо: Юзеф и «максим».
— Откуда пулемет, Следопыт? — первым воскликнул удивленный Киселев, — ты что волшебник?
— Нет не волшебник, — Степан расплылся в добродушной улыбке. — Это он волшебник, — разведчик показал большим пальцем в сторону связного. — Он дал топливо и пулемет. Как новенький «Максимушка», — Степан нагнулся и уважительно похлопал по щитку пулемета. Затем выпрямившись, подал руку Юзефу, — Спасибо, товарищ Юзеф, от меня лично.
Связной подобострастно ухватился двумя руками за широкую ладонь Следопыта и радостно стал ее трясти приговаривая: — Денькую барзо, пан, денькуя барзо.
В этот момент раздалась немецкая автоматная очередь, мгновенно сбивая минутное веселье разведчиков и возвращая их к реалиям дня.
— Все! Хватит целоваться. Уходим! — оборвал смех Киселев и резко поднялся с колоды, скривился. Рана сразу напомнила о себе. — Черт, угораздило попасть. Помоги, Следопыт, не стой. Срочно идем к машине. Медведь, — капитан повернулся в сторону Михаила. — Их глаза встретились: жесткие, испытывающие — офицера и внимательные, серьезные — сержанта. — Бери пулемет. Прикроешь отход группы. Справишься один?
— Справлюсь, — уверенно и коротко ответил Миша. — Разрешите выполнять?
— Давай, Медведь, давай. Продержись, пока мы запустим грузовик. В твоих руках наша жизнь и успех задания. Действуй. Выполняй приказ…
Следопыт быстро вылил в бензобак бензин и, с трудом вместившись в кабине, нажал на кнопку запуска двигателя. Однако стартер несколько раз чихнул и заглох. Аккумулятор был разряжен.
— Проклятье! — занервничал Киселев, стоящий рядом возле машины. — Ничего нельзя доверить этим полякам. Выходи, я сяду. Бери пусковую ручку. Только бегом, Следопыт, бегом.
Степан плюнул на ладони и, несмотря на легкое ранение, словно бабочку стал раскручивать коленвал 35-сильного двигателя. Машина затряслась в руках русского богатыря, готовая рассыпаться под его мощными рывками. — Давай контакт, командир! — зарычал сибиряк, красный от напряжения.
— Даю! — Искра. Хлопок. Еще хлопок. Двигатель задергался, закашлял как чахоточный больной, затем фыркнул веселее и плавно стал набирать обороты…
Тем временем Миша быстро выкатил пулемет за ворота и расположился в кустах на пригорке на противоположной стороне улицы. Аккуратно подал патронную ленту в приемник «Максима». Поднял предохранительный рычаг и, ухватившись за деревянные, отполированные не одним десятком рук пулеметчиков рукоятки затыльника, прицелился. Местность просматривалась хорошо. Под палящим солнцем лета 44 года трава пожухла, кустарников, где можно было укрыться от неприятельских глаз, не было. Да и немцы повели себя решительнее, наглее. Не слыша ответного огня, не видя сопротивления, они не ползли, как раньше, а шли в полный рост и были хорошо видны пулеметчику. А последние десятки метров вообще побежали. Михаил на секунду повернул голову к воротам, прислушался, порадовался за товарищей. Двигатель завелся и набирал обороты. Он вновь глянул в прорезь стального щитка. — Ну-ну ближе, фрицы, ближе. Подходи… — от напряжения выступили капельки пота на лбу. Можно было различить лица приближавшегося врага. — Все! Пора! — дал он себе команду и сжав рукоятки пулемета, прицелившись плавно большими пальцами нажал на круглый верхний конец спускового рычага.
Ожил, обрадовано «максим». Он словно джин, выпущенный из бутылки, простоявший в подполье со времен войны красных с белополяками, решил угодить новому хозяину. Неожиданно, дерзко, душераздирающе зарокотал он на все село, затем все горластее и мужественнее набирая темп, запел свою излюбленную боевую песню смерти, сложенную еще в далеком 1883 году американцем Хайремом Стивенсом Максимом. В упор, метров с двадцати полоснул он свинцовым огнем, срезая, словно бритвой десяток фашистских тел.
Плотный пулеметный огонь был настолько неожиданным для немцев, настолько точным, что они сразу откатили назад, оставив на поле боя убитыми и раненными десятки своих солдат. Но охранное подразделение, посланное из Варшавы, на поиски десантников было настроено по-боевому. Приказ коменданта города был суров: «Найти и уничтожить». Поэтому каратели быстро перегрупировавшись, под прикрытием бронетранспортера, вновь пошли в атаку. Новый пулеметчик, скорее всего из молодых неопытных стрелков не целясь, дал длинную очередь из бронетранспортера по дому и кустарнику. Пули пошли выше, срезая верхушки деревьев.
Одновременно открылись ворота, показался спасительный польский грузовичок. Машина завернула на пустынную улицу и, проехав метров тридцать, остановилась. В кабине, вцепившись за руль потными от страха руками, сидел Юзеф. Он находился в крайне возбужденном состоянии и нервно делал ногой подгазовки, боясь, что двигатель заглохнет. Страх гнал его вперед. Рядом с ним сидел капитан Киселев. Офицер держал пистолет перед носом поляка и приговаривал: — Спокойней, пан Юзеф, спокойней. Не газуй, успеем.
На верху, в кузове, прижавшись к задней стенке у кабины, сидела Инга. Она с тревогой наблюдала за Михаилом. Тот цельно бил короткими очередями по поднявшимся в атаку фашистам, которые продвигались за бронетранспортером.
— Миша уходим! — крикнул другу Следопыт, запрыгнув в кузов. — Бегом, сюда!