Наступила небольшая пауза в разговоре. Вейдлинг понял, что Франц хочет услышать от него замечания. Он тяжело поднялся с кресла, сопя, оперся о его спинку и, бросив все тот же недоверчивый, слегка с прищуром взгляд на мужественно офицера, заговорил: — Считаю наивным полагать, господин майор, что сформированные таким образом бригады, не побывавшие в сражениях, будут иметь высокую степень боевой готовности.
Франц дернулся, его скулы сжались, змеевидный шрам покраснел. Дядя ударил его в самое слабое место.
— Я думал об этом, — выпалил нервно он. — Но у нас нет другого выхода! — Вы же сами подчеркнули острую нехватку людей. Где я вам найду опытных «панцершютце» на всю армию? Их нет. Но я знаю одно. Русские военнопленные эффективно с русскими воевать не будут, тем более в конце войны. Но, против американцев, англичан, против Антанты, как это было в их Гражданскую войну — они с оружием пойдут. Мы пообещаем им свободу. Кроме того, не забывайте, что центральным ядром бригад все же будут переукомплектованные лучшие танковые части, снятые с Восточного фронта. Есть еще один нюанс. Ваша армия будет использована не в начальный период операции, где в бой вступят основные силы групп в виде 5 и 6 танковых армий под командованием генералов Мантейфеля и Дитриха, а на стадии ее расширения, на стадии окружения противника с юга и севера по левобережью реки Маас. Центральное ядро армии стремительным броском будет направлено на Брюссель и Антверпен. Мы устроим англичанам второй Дюнкерк.
— Хорошо, согласен. Это заманчиво. Но вдруг фюрер передумает и не будет операции в Арденах, о которой ты мне несколько раз толкуешь? — не сдавался генерал Вейдлинг.
— Не передумает, дядя. История пока пишется без наших корректировок. Совсем скоро, в конце сентября, фюрер пригласит в свою штаб квартиру в Восточной Пруссии Кейтеля и Йодля, где поручит им разработать план наступления на Западном фронте между Ааханом и районом к югу по Люксембурско-Французской границе. Время наступления он обозначит между 20 и 30 ноябрем 44 года. К 9 октября Йодль выполнит план подготовки операции. Он предложит пять возможных вариантов наступления. Гитлер остановится на одном из них. Вот на это совещание мне надо попасть. Оно состоится в Берлине в рейхсканцелярии фюрера. Через Гудериана, через Моделя, через Шпеера, через черта, наконец, но мне надо туда попасть. Позже нельзя, позже пойдет директива в войска. «Стража на Рейне» — под таким кодовым названием войдет в историю эта операция. Она — чистейший плод воображения Гитлера, его личная инициатива, его последний Рубикон, его последняя надежда. Я сумею убедить Гитлера принять мои корректировки. У меня есть все основания так полагать. Те секретные данные о противнике которыми я располагаю — бесценны. Я попробую получить от Гитлера карт-бланш. Только в этом случае господа генералы от Верховного командования станут считаться с нами и примут наши предложения по плану операции. Иначе наш разговор, наша подготовка может закончиться для нас плачевно — подвалами центрального гестапо Мюллера на Принц-Альбрехтштрассе. — Франц замолчал. Он вдруг почувствовал себя усталым, разбитым, изнеможенным, как после изматывающих тренировок по боксу. Словно кто-то вытянул из него последние силы этого вечера, когда он заговорил о будущем воздействии на текущую реальность жизни. — Это от напряжения дня, необычайной остроты поднятых тем, — подумалось ему.
— Все, дядя Гельмут, я закончил разговор. Скажите свое мнение по поводу услышанной информации, — в голосе Франца не чувствовалось твердости.
— Уже ночь, Франц, — вяло заметил Вейдлинг. — У меня трещит голова от твоих секретных данных, от твоих познаний будущего. Дай мне неделю, чтобы переварить всю информацию. Одно тебе скажу. Ты меня сильно обеспокоил. Тебе грозит очень серьезная опасность. Став предсказателем исторических событий, ты уже нажил врагов в лице трех разведок мира, а сколько еще наживешь, даже представить трудно. Как только твои предсказания начнут сбываться и приносить одной стороне положительные результаты, ты станешь врагом номер один для других противоборствующих сторон. Ты становишься предметом яростной охоты иностранных разведок. Ты становишься чужим для всех, даже для немцев. — Генерал разлил коньяк по бокалам. — Бери, допьем. — Не чокаясь, не смакуя, не закусывая, не дожидаясь когда возьмет свой бокал Франц, Вейдлинг выпил без энтузиазма свой алкоголь, расстегнул пуговицы генеральского мундира и развалился в кресле.
— Ты, понимаешь…, - стал он говорить заплетающимся зыком. — Ты становишься чужим даже для меня. Для меня, Франц! Я, генерал, участник двух мировых войн, тактик и стратег, не знаю многих вещей, о которых ты говоришь, а ты ведь только майор, извини за грубость, не обижайся на меня — почти сопляк. Мне кажется, что я перестаю понимать тебя, Франц. Мне очень жаль, что это так. Но в этом нет моей вины. На тебя сошло прозрение, и ты стал чужим для всех. Понимаешь! — Вейдлинг уставился на Франца мутными, покрасневшими глазами и покачивая перед его носом указательным пальцем, пьяно промычал: — Никто, понимаешь, никто не хочет знать о себе, что с ним будет в будущем. Иначе…, иначе теряется смысл борьбы за жизнь. А ты знаешь! Ты знаешь будущее. Ты приблизился к богу, мой мальчик. Ты хочешь переделать историю, предначертанную Всевышним Господом. Это меня пугает. Я боюсь за тебя Франц, за твою семью. Великие мира сего, просто сотрут тебя в порошок, как только ты перейдешь им дорогу, как только они поймут, что ты отнимаешь у них самое дорогое достижение в жизни — это собственноручно творить историю. Подумай над моими словами, Франц. Моя речь сумбурна, но я выложил тебе все начистоту, как думаю, как чувствую сердцем. Хорошенько подумай, пока мы не сказали последнее «слово», и не перешли черту от установившейся, реальной действительности к искаженному, искусственному бытию. Не наступит ли после этого исторический коллапс? Понял меня, Франц? Уловил мою мысль, сынок?
— Да, дядя Гельмут, я понял вас. Но остановки уже не будет. Наш локомотив не имеет стоп-кранов, — дрогнувшим голосом произнес офицер. — Но, я подумаю над вашими словами. Спасибо что выслушали меня. — Франц сделал несколько глотков коньяка и поставил на журнальный столик почти полный бокал, превосходного «мартеля». — Все, дядя, я иду спать.
— Да, мой мальчик, спать. Иди. Гретхен постелила тебе в соседней комнате…. Иди…. Там, — генерал безразлично махнул правой рукой куда-то в сторону, не глядя на Франца, — а я здесь еще посижу…. Один…. Совершенно один….
Глава 15
Унтер-ден-Линден — Улица под Липами, так переводится один из главных и наиболее известных бульваров немецкой столицы. Он получил свое название благодаря украшающим его липам. Бульвар начинается от исторической Парижской площади с монументальными Бранденбургскими воротами до Дворцового моста через реку Шпрее. На этом небольшом, всего 1390-метровом городском отрезке, расположены известнейшие здания Берлина, гостиницы, бутики и рестораны.