— Пожалуйста, отпусти меня, мама. Я тебя очень прошу.
  Рука Акулины на мгновение зависла над лебедой. Тяжелое раздумье, сдвинуты брови. Сорняк с корнем полетел в межу. Держась за поясницу, она выпрямилась. Усталость и гнев отразились на ее лице. Она хотела произнести что нибудь колкое в адрес дочери. Однако, залюбовавшись ярким, непосредственным девичьим порывом, решительностью своей любимицы, только незлобно проворчала: Вот упрямая. Вся в отца. Что мне с тобой делать? Иди, пробуй, поступай, коль сердце зовет. Будет в семье Дедушкиных артистка.
  Вера преобразилась. Глаза засияли солнечным светом. Щеки порозовели от волнения. — Она прижалась к матери в радостном порыве и стала целовать высохшее, в морщинах, обветренное лицо. — Спасибо, мамочка. Я очень тебя люблю, — шептала она нежные слова.
 -Ладно, ладно, не благодари. Хватит лизаться, Верка, — мать неохотно отстранилась от дочери, смахнув сухонькой ладонью набежавшую слезу.— Везде нужно трудиться. Продадим телка, справим тебе платье и поезжай в свою Москву. А сейчас, давай работать. До обеда надо все закончить. Видишь, припекает.
 — Подожди, мама. Вот, смотри.-Вера игриво расправила затекшую спину. Подав вперед, отчетливо вырывавшуюся из ситцевого халатика грудь, весело произнесла:
  — Ну чем не Любовь Орлова? А, мама?— после чего театрально выбросила руку вверх и трагикомично воскликнула:-Ромео! Любимый мой! Где же ты? Приди ко мне. Тебя ждет твоя Джульетта. Помоги прополоть мне этот строптивый пырей,— и разразилась настоящим, задорным хохотом.
  Акулина так же засмеялась от необыкновенно смешного, трогательного облика своей Верочки. Через смех, продолжая рассматривать дочь, как бы в первый раз видя, подумала:
 — Почти взрослая Вера стала. Скоро улетит из родного гнезда. Надо же, надумала на артистки выучиться. А что, пусть пробует. Трудно, правда, будет без нее. С Шуры толку мало, неповоротливая. Одна надежда на Катю. За что не возьмется девочка, все кипит в руках. За ней и Клава потянется. Ничего, справлюсь... И все же, какая Верочка, красавица. Стройная, как березка, похожая на отца. — Нахлынувшее вдруг мимолетное воспоминание о муже, Ефиме Семеновиче, который умер от тяжелой болезни, два года назад, оборвало ее смех.
 Вера заметила изменения в душе матери, притихла. — Продолжим работу, мамочка?-спросила она.
 Акулина Сергеевна смахнула скатившуюся одинокую слезу концом ситцевого платка, перевела разговор на другую тему: -Я, Вера, сама дополю грядки. Ты сбегай на Гнилушку. Погляди, где остальные дети. С утра за раками ушли, а их еще нет. Не утонули бы. Гони их домой. После обеда сена будем ворочать.
 — Акулина! Акулина! Где ты? — вдруг издали раздался истошный женский вопль. Круглая, словно колобок,соседка, с трудом добежала до хорошо сложенного, большого дома пятистенки Дедушкиных, прислонилась к забору. Не может отдышаться. Волосы растрепаны, лицо красное.
  Акулина помрачнела, не отозвалась на зов, но дочери тихо сказала:-Пойди, Вера, узнай, что Абрамиха хочет. Визжит, как зарезанный поросенок. 'Кураня' к ней часом заскочила на грядки? Пойди, узнай. И сразу на речку за детьми.
 — Хорошо, мама.
  Вера осторожно, ступая между грядок, вышла во двор, закрыла за собой калитку и легко босиком выбежала на улицу. Увидев, всполошенную соседку, с любопытством спросила:
 — Что стряслось, тетя Надя?
  — Ой, Верочка! Беда! Немец напал на нас. Война...
 
  Война! Это слово всегда вызывало смятение в людских душах. Кто знал о ней не понаслышке, сразу менялся в лице. Взгляд мужчин становился суровым, мрачным. Женщины начинали рыдать, страшась предстоящего горя. Те, кого застало это слово впервые, получали небывалый адреналин, спешили показать свое ухарство, уходя на призывные пункты. Потянулись по пыльным российским дорогам вереницы призывников. Только дети не понимали надвигавшейся беды. Веселый шум и смех еще звучал на улицах и дворах.
 Речь наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова, прозвучавшая в 12 часов дня 22 июня 1941 года по радио о начале войны с фашистской Германией, о ее вероломном нападении, разрезала судьбы советских людей надвое. Этот день стал чертой, между величайшими страданиями и человеческим счастьем, между жизнью и смертью, между злом и добром, падением и подвигом.
 Слово "война" ворвалось в семью Дедушкиных так же неожиданно, как и для других сельчан поселка Заболотное.