Францу вдруг захотелось, пройти по этому девственно-свежему небольшому леску. Он ему, почему то напомнил, внутренний сквер их дома на Клингельхёферштрассе. Тогда с няней Катрин, они ходили по скверу и собирали опавшие красно-желтые листья клена. Ему было тогда всего восемь лет. Но ему было так памятна эта прогулка — он и Катрин. Конечно, сравнение шло по его психоэмоциональному состоянию, по его сиюминутному настроению. Там была прекрасная тихая берлинская осень, а здесь солнечная юная белорусская весна.
Ольбрихт отрешенно, не задумываясь, шел по чистому хвойному лесу, глубоко вдыхая запах сосновых почек, и наслаждался временным покоем. Изредка ему попадались, сбившись у дороги кустарники бузины и молодые белоствольные березки. Их зеленая нежнейшая поросль, жажда жизни трепетно волновали его утомленную душу. Он вдруг почувствовал, что у него вновь защемило в сердце. Перед глазами пошли действия жаркого лета 41 года: соломенные крыши, убогие, заброшенные славянские селения, пыльная дорога, пленные русские, много пленных, короткие бои, стремительное наступление и глаза, большие небесного цвета проникновенные глаза...
-Коммандос, не раскисай! — вдруг раздался насмешливый, внутренний голос, исходящий, как ему показалось, из правой стороны черепа. — Нас ждут большие дела!
— Опять, ты? — скривился как от зубной боли Ольбрихт и хлестко рубанул березовым прутком по молодой поросли кустарника. — И зачем ты свалился на мою голову? Без тебя было тоскливо, но не тошно. А с тобой? — Франц оглянулся по сторонам, не услышал ли случайно его бормотание адъютант. Но того еще не было. — Дай вздохнуть свежего воздуха перед боем и помечтать в окружении этой сиюминутной красоты.
— Вздохнуть — дам, а расслабляться — нет, капитан. К генералу едем. Ты понимаешь, во что мы втягиваемся? На карту поставлена целостность всей группы армий Центр, а может и всей нации. А ты о блондинке вспомнил.
— Блондинке? Какой блондинке? — Франц резко остановился, упершись в ствол молодой березы и с замиранием сердца, напрягая слух, стал прислушиваться, что еще скажет внутренний голос...
Вот уже два месяца не давал ему покоя этот голос: сильный, уверенный, поселившийся в голове после контузии в период ожесточенных зимних боев под Рогачевом. Он постоянно напоминал о себе, подсказывал ему в трудных ситуациях, руководил им, изменял его собственное я.
К удивлению врачей, Франц, находясь в госпитале, быстро поправился и, несмотря на их протесты и недоумения по случаю отказа поехать в отпуск, попросился вновь в свою дивизию. Выйдя из госпиталя, он понял, что стал другим. Стал более ловким, более изощренным, более опытным, практически неуязвимым профи. И все благодаря какой-то силе вселившейся в него и разговаривавшей с ним этим насмешливо-требовательным баритоном.
Внутренне сопротивляясь, он ежедневно, по утрам, стал изматывать себя необычными упражнениями на выносливость и растяжку связок. А позже, ввел их в боевую подготовку батальона, чем вызвал нескрываемое удивление офицеров и солдат. Его еще больше ошеломили новые взгляды по поводу ведения войны с русскими, новые оценки происходящих исторических событий, познания в области военной техники, тактики боевого применения оружия.
Это внезапное, свалившееся после контузии, состояние, угнетало Франца, но и одновременно возносило его дух до невероятной высоты, концентрировало знания, силу и волю в единое целое, но и требовало от него постоянного самоконтроля. Иначе можно было помешаться от полученной информации. Что делать с ней, как подать ее командованию, чтобы не выглядеть безумцем, он пока не знал. Со временем Франц стал привыкать к своему новому "Я". Если внутренний голос молчал, то ему все чаще казалось, что это уже он, а не "некто" сидящий в нем, такой умный, умелый и опытный.
-Господин гауптман! Господин гауптман! — неожиданно раздался голос адъютанта из-за кустов. Тот спешно двигался к нему, отодвигая сучья руками.
— Что случилось, Карл? — недовольно отозвался Ольбрихт, прервав внутренние размышления.
— С нами связался майор Рэмек. Он интересовался, будете ли вы вовремя у командира корпуса. Что ответить?
— Думаю, Риккерт, вы не сказали ему о нашей прогулке в лесу, — сдержанно отозвался Ольбрихт.
— Я подумал, что это лишнее.
— Вы иногда правильно думаете, Риккерт. Передайте майору, что мы движемся по графику.
— Слушаюсь, господин гауптман. Вас сопровождать?
— Нет. Возвращайтесь к бронеавтомобилю и поторопите Брайнера.