Я попыталась больше не думать о нем. Меня злило, что я так быстро отказалась от своих принципов. Действительно, зачем ему докладывать о своих отлучках? Неужели меня затягивает самая банальная связь? Ведь это та же семейная жизнь с тысячью обязанностей и мелких несвобод. Одной попытки вполне достаточно!
В четверг после работы я отнесла шубу в химчистку. Приемщица предложила оставить после чистки шубу у них на хранение, потому что мало кто умеет правильно хранить мех. Я полюбопытствовала, как же его хранят, но приемщица не смогла толком объяснить. Она лишь сказала, что многие клиенты отдают им шубы на лето. Я спросила, делают ли тут мелкий ремонт — у шубы отлетела застежка. Приемщица не знала и этого. Она рассказала, что год назад развелась, а теперь ищет подходящую работу. После двух лет учебы она из-за мужа и ребенка бросила институт, а теперь ей трудно найти интересную работу.
— Вот чем расплачиваешься за любовь, — сказала она.
Ей хотелось бы заняться керамикой, у нее есть тяга к прикладному искусству, она уже и ткать пробовала. Если бы были деньги, она открыла бы магазинчик модных мелочей.
Приемщица говорила со мной очень доверительно. Ей хотелось с кем-то пооткровенничать. У ее бывшего мужа теперь новая семья. Она живет с сыном и двумя дочерьми. Сыну уже пятнадцать. Он крадет у нее деньги, не ночует дома, пьет, прогуливает школу. Она спросила, кем я работаю, я ответила — врачом.
Приемщица смутилась, почти испугалась:
— Ах, простите, фрау доктор. Я тут разболталась.
Доверительности как не бывало. Речь шла теперь только о моей шубе. Приемщице было неприятно, что она разговорилась с «дамой» о своих личных проблемах. Что ж, мне все равно нечем ей помочь. Я вежливо попрощалась и оставила шубу.
Купив кое-что из продуктов, я зашла в маленький частный магазин, где приглядела белую блузку без воротника. В магазинчике не было примерочной, и я колебалась. Продавщица начала меня уговаривать. Она уверяла, что блузка мне идет, и делала комплименты: мол, такая блузка хороша для женщин со спортивной фигурой. Я заплатила ей столько, сколько она попросила, хотя цена показалась мне завышенной. Хотелось поскорее уйти из магазина, а разговоры о моей фигуре были просто неприятны. Слишком уж навязчиво продавщица восторгалась мной и моим «бюстом».
Она продолжала говорить даже после того, как получила деньги. Она была выше меня, поэтому ее старушечий рот шевелился прямо перед моими глазами. Руками она то и дело суетливо трогала худую шею с бусами в несколько рядов. Пока продавщица отсчитывала сдачу, я оглядела маленькое помещение и спросила, где у нее туалет. Она недоуменно покачала головой, а на вопрос, как же она целый день обходится без туалета, нервно рассмеялась. Смех показался мне наигранным, но раз уж ей не хотелось отвечать, то я пробормотала: «Ясно». Продавщица покраснела. Она молча подала мне пакет с блузкой и сдержанно поблагодарила за покупку. Я пожалела, что смутила ее своим вопросом. Меня поразила теснота, и я поинтересовалась без всякой задней мысли. Мне думалось, это техническая проблема. Оказалось — человеческая. Но объясняться было бессмысленно. Неловкость только усугубилась бы.
Закрыв за собой дверь, я сошла по ступенькам на тротуар, обернулась и заглянула сквозь витрину в магазин. Мы встретились взглядом с продавщицей. Она стояла прижав руки к груди. Но это продолжалось лишь одно мгновение, потом руки вновь суетливо задвигались.
Воздух дрожал от шума машин и трамвайного звона. На минуту шум стих, потом нахлынула новая волна машин. У некоторых уже были включены фары. Мглистое, непроницаемое небо стало совершенно серым.
Вечером я пошла в гости к Крамерам. С Шарлоттой Крамер мы дружили еще с институтской поры. Сейчас она работает в университете. Ее муж Михаэль руководит лабораторией фармацевтического предприятия, контролирует качество медикаментов Он на десять лет старше Шарлотты и уже облысел. Уравновешенные, всегда приветливые, они целиком посвятили себя детям. Мне они нравятся. С ними просто. Просидеть у них целый вечер немного утомительно, зато покойно.
В их подъезде всегда стоит кисловатый запах старого дома. Я дышала через носовой платок, пока шла по лестнице. На мой звонок дверь резко распахнулась. Вся семья — у Крамеров трое сыновей — бросилась ко мне с объятиями. Я раздала шоколад. Потом меня отвели в детскую, чтобы показать электрический автомобиль. Мальчики начали ссориться, и я облегченно вздохнула, когда Шарлотта послала их мыться. Она провела меня по квартире. Шарлотта всегда хвалится какими-нибудь новинками. Муж у нее мастер на все руки — то полки сколотит, то деревом стены обошьет. На этот раз Михаэль смастерил в коридоре антресоли, которые, впрочем, выглядели довольно устрашающе. Я похвалила его, и он засиял от удовольствия. Михаэль похож на папашу из французской комедии, которую я недавно видела.
Потом мы ели сыр из фритюрницы, и Шарлотта с Михаэлем рассказывали о детях — об их проделках и забавных словечках. Они перебивали друг друга, и им было очень весело. Затем Михаэль показал несколько слайдов, снятых во время командировки в Люксембург Я скучала и поэтому довольно много выпила. Шарлотта тоже опьянела и начала подшучивать над лысиной Михаэля, называя его стариком. Михаэль улыбался. Он привык к ее шуткам.
На кухне Шарлотта рассказала мне про студента-заочника, с которым она встречается на чужой квартире раз в месяц, когда тот приезжает в Берлин. У него тоже семья. Стоит ли ей признаться мужу? — спросила Шарлотта. Я поинтересовалась, хочет ли она развода. Шарлотта ответила, что разводиться не собирается и даже вряд ли влюблена в своего студента. Это только постель. Могу ли я ее понять? Я ответила — могу. Шарлотта призналась, что сама она ничего не понимает, ведь Михаэль так добр к ней. На душе у нее скверно, она презирает себя, но продолжает встречаться со студентом. Тут Шарлотта ошпарила руку кипятком, в кухню прибежал Михаэль и побрызгал на кожу пафенолем.
После кофе я попрощалась. Михаэль проводил меня до стоянки такси. На прощание он обнял меня и попытался поцеловать. Не стоит, мягко сказала я. Михаэль смутился и начал протирать очки. Я попросила его вернуться домой. Мне хотелось подождать такси одной. Но Михаэль остался. Он рассказал о конгрессе в Базеле и о вещах, которые купил там для детей и для Шарлотты.
Когда наконец такси подъехало, Михаэль опять попытался меня поцеловать. При этом очки у него упали, и мне пришлось их поднять — сам он ничего не видел. Стоя на самом краю тротуара, Михаэль смотрел мне вслед по-собачьи грустным взглядом и махал рукой.
5
В субботу утром ко мне в дверь позвонил Генри. Он стоял на пороге со сдвинутой на затылок шляпой, улыбаясь глядел на меня и молчал. Я спросила, где он был, а он ответил, что сейчас не это важно. Он раздел меня, и мы пролежали с ним в постели до полудня. Я встала только приготовить завтрак, а он рассказал, что всю неделю провел в Венгрии. С товарищами по работе он объехал несколько крупных городов — знакомился с реконструкцией технических сооружений. Поездка ему понравилась, хотя и оказалась довольно утомительной. Товарищи много пили. С утра они заваливались прямо в кафе, а так как сам он пьет мало, то лишь смущал их. Генри рассказал о крестьянских базарах и горячих источниках. На мой вопрос, почему он не предупредил о командировке, Генри промолчал. Я лежала рядом и ждала. Я чувствовала, что мой вопрос рассердил его, но мне это было безразлично.
— У нас ведь был уговор, — произнес он наконец. — Не так ли?
Закурив, он взглянул на меня. Я сказала, что беспокоилась. Генри отвернулся и грубо бросил, чтобы впредь я этого не делала, мы не муж и жена.
Накинув халат, я пошла на кухню мыть посуду. Когда я вернулась в комнату, Генри все еще лежал и листал журнал. Он спросил, не лучше ли ему уйти. Я покачала головой, присела на кровать и сказала, что он мне нравится. «Смотри не влюбись, — улыбнулся Генри, — я тебе не подхожу». Мы опять начали целоваться.
Часа в два мы поехали за город. Я захватила сумку с фотоаппаратами и объективами.