В загородном ресторанчике мы заказали яичницу и сыр. Обеденное время уже прошло, и хозяин принял заказ нехотя.
Кроме нас в зале сидели еще трое мужчин. Они курили, молча разглядывая нас. За все время, пока мы там пробыли, они так и не произнесли ни слова. Обслужив нас, хозяин принес им пива и сам подсел к их столу.
Я сказала Генри, что эти люди следят за каждым нашим движением.
— Наверняка опознали нас, — пошутила я.
Генри тут же подхватил игру.
— Еще бы, — прохрипел он, — о розыске уже объявлено, и повсюду висят эти чертовы фотографии.
Он велел мне не спускать глаз с мужчин, сам он берет на себя хозяина и пристрелит его на месте, если тот решит звонить в полицию. Мне придется взять их на мушку, пока он добежит до машины и включит зажигание.
Генри надвинул шляпу на лоб, глаза его весело блеснули. Я предположила, что хозяин успел незаметно позвонить по телефону и сюда уже несется полиция.
— Возможно, — заговорщицки прошептал Генри. — Тогда они дорого за это заплатят.
Переглянувшись, мы кивнули друг другу. Из кухни появилась хозяйка. Она подошла к нашему столику и поинтересовалась, нравится ли нам у них. Хозяйка посетовала, что мы приехали слишком поздно. Обычно тут хороший выбор. Узнав, что мы берлинцы, хозяйка спросила, бывали ли мы на Хоринерштрассе. Там теперь живет ее дочь. Она вышла замуж за пекаря и совсем забыла родителей.
Мы хотели расплатиться, но она сказала, что кассой ведает хозяин, и позвала его. Он подошел, хмуро пересчитал деньги, а она на прощание пожелала нам счастливого пути.
Уже в дверях я обернулась к трем пожилым мужчинам, которые провожали нас взглядами, Я кивнула им, и они благодарно улыбнулись в ответ.
Рядом с ресторанчиком продавалось мороженое. Неподалеку расположилась компания подростков с мотоциклами. Одни стояли, другие медленно ездили по кругу и посматривали в нашу сторону.
К нашей машине подошли две совсем молоденькие девушки и попросили их подвезти. Я спросила: «Куда?» — и девушки ответили: «Туда же, куда и вам». При этом они ухмыльнулись. Я не поняла их, а они расхохотались.
Потом девушки обратились к Генри, но он ответил им что-то, чего я не расслышала. Девушки показали ему язык, грязно выругались и ушли к остальным. Им было лет по пятнадцать.
Мы сели в машину. Один из подростков что-то крикнул, другие загоготали. Когда Генри тронул машину, в окно полетела горсть песка и мелких камешков. Генри сразу же затормозил, но я упросила его не останавливаться.
Я поинтересовалась, что он сказал девушкам.
— Ничего, — ответил Генри, — ничего особенного. Просто сказал, что не возьму их.
Я обернулась и посмотрела на удаляющуюся кучку подростков с мотоциклами:
— Скучают.
— Да, — кивнул Генри, — скучают. Они так всю жизнь проскучают.
Я расстелила на коленях автомобильную карту, чтобы подыскать место, куда мы могли бы поехать, и выбрала небольшой поселок на берегу речки. На карте там была указана мельница, которую, пожалуй, будет интересно сфотографировать.
Генри ехал, как всегда, очень быстро. Пока я изучала карту, он рассказывал об амстердамских каналах, которые видел в детстве. Они ему до сих пор часто снятся. Так велико было впечатление.
Впереди по боковой дороге ехал трактор. Все произошло мгновенно. Склонившись над картой, я почувствовала, как Генри прибавил скорость и перестроился в другой ряд. Когда я подняла голову, трактор стоял перед нами боком. Генри резко затормозил, рванул машину влево, нажал педаль газа, вновь затормозил и обеими руками вцепился в руль. Меня дернуло вперед, и я повисла на ремне, упираясь в ветровое стекло. Заднее колесо трактора на секунду закрыло правое окошко. Машина подскочила вверх и осела. Я стукнулась головой о крышу и ухватилась за Генри. Днище машины и выхлопная труба несколько раз жестко ударились о землю. Машина вильнула и замедлила ход. Когда Генри остановил ее, я посмотрела на трактор, стоявший поперек дороги. Водитель неподвижно лежал на большом рулевом колесе. Видно было только его спину, и можно было подумать, что у него нет головы. Кажется, я закричала. Генри взял меня за руку и спросил, что со мной. Я молча показала рукой на тракториста. В этот момент водитель выпрямился, оглянулся и вылез из кабины.
— Обошлось. — Генри улыбнулся, чтобы успокоить меня.
Мы стояли на картофельном поле. Машина перелетела через узкую глубокую канаву, отделявшую его от дороги. Я глубоко вздохнула и ничего не ответила.
Водитель осмотрел свой трактор и направился к нам. Рванув дверцу, он заорал, что Генри свихнулся или ослеп. Тракторист кричал и кричал.
Генри вышел из машины, взглянул на нее и спросил у водителя, цел ли трактор. Тот продолжал кричать, что он долго сигналил и уже заехал на встречную полосу, когда Генри пошел на обгон. Генри опять спросил, цел ли трактор. Тракторист отрицательно мотнул головой, схватил Генри за лацканы и закричал, что трактор едва не раздавил машину. Неужели непонятно? Чуть не раздавил ее в... От волнения тракторист не мог подыскать слово.
— Чуть, — мягко произнес Генри.
Я не видела его лица, но чувствовала по голосу, что он улыбается.
— Чуть, — повторил Генри. — «Чуть» не считается.
Тракторист отпустил лацканы, шагнул назад и с недоумением посмотрел на Генри.
— Я заявлю на тебя в полицию, — хрипло сказал он.
Потом он размахнулся и ударил Генри кулаком в лицо. Генри качнулся и упал на капот, стукнувшись головой. Он не шевелился, голова его лежала прямо передо мной, в нескольких сантиметрах от ветрового стекла. Глаза у Генри были закрыты. Я выскочила из машины и бросилась к нему. Он был без сознания.
— Воды! — крикнула я трактористу. Тот стоял у машины весь белый. Я снова велела ему принести воды и опустила Генри на землю. Когда я приподняла ему голову, Генри открыл глаза и посмотрел на меня. Перепрыгнув через канаву, прибежал тракторист. В руках он держал бутылку с остатками лимонада.
Генри буркнул, что с ним все нормально, и встал на ноги. Он осторожно потрогал левую скулу. Я советовала ему полежать, но он настоял, чтобы мы сейчас же ехали.
Тракторист мялся у машины со своей бутылкой, не зная, что ему делать. Злость его прошла, но он что-то еще ворчал себе под нос.
Я сказала, что все в порядке и он может ехать.
— Правда? — недоверчиво спросил он.
Ему было, пожалуй, лет сорок, но из-за двойного подбородка и небритых щек он выглядел старше.
— С ума сойти, — сказал он. — Еще бы немного...
Генри присел у машины, разглядывая рессоры.
— Уезжайте, — попросила я, — уезжайте же наконец.
А когда тракторист нерешительно почесал в затылке, добавила:
— Не беспокойтесь, я врач.
— Черт знает что, — пробормотал он. — Еще бы совсем немного...
Он повернулся и пошел к своему трактору. Прежде чем уехать, тракторист взглянул на нас и покачал головой.
Я села за руль. Генри с прищуром посмотрел на меня, но ничего не сказал и сел рядом. Я поехала вдоль картофельного поля, пока не нашла выезд на дорогу. Колеса вязли в рыхлой земле.
На шоссе я спросила у Генри, неужели он не видел, как трактор поворачивал налево. Генри ответил, что надеялся опередить его, но пошел на обгон секундой позже, чем нужно, так как именно в эту секунду подумал обо мне, о том, что я не люблю быстрой езды. Я промолчала, злясь на себя за свой вопрос, и постаралась вести машину повнимательней.
От мельницы остались только полуразрушенные стены да прогнившие балки. Наверное, местные жители унесли отсюда все, что могло сгодиться в хозяйстве.
Всюду росли сорняки. Мы глядели под ноги, чтобы не споткнуться о какую-нибудь железяку в крапиве.
Я сфотографировала оголившиеся стропила. Черепичная кровля была разобрана, и на чердаке уже выросла маленькая березка с бледными, почти бесцветными листьями. Пришлось карабкаться к ней по остаткам стены. Наверху лежал разный хлам, старый приемник, ржавые лопаты, деревянные козлы, вздувшийся пузырями, отсыревший картон. Тут же кучки земли, пучки соломы, на железе фиолетово-масляными разводами поблескивала вода. Я ощупью продвигалась к чахлой березке, которая кривилась в сторону поля, словно деревце тосковало по лесу. Видоискатель захватил березку, часть металлической опоры, краешек горизонта. Потом в объектив попала детская коляска без колес. Я попробовала пройти дальше. Под ногой раскрошился камень, что-то упало вниз. Внезапно меня бросило в пот. Я схватилась рукой за стену и потихоньку двинулась назад, не решаясь поднять глаз и проклиная свою неосторожность. Наконец, я добралась до выступа, по которому карабкалась наверх. Генри ждал меня внизу. Он не видел меня и носком ботинка пинал чертополох. В начищенных черных ботинках, узкой жилетке и шляпе Генри выглядел среди этих развалин довольно нелепо Он стоял со скучающим лицом меж чертополоха, кирпичей, обломков дерева, на фоне темного, вероятно заброшенного, луга, на отлогом берегу речушки. Вид у Генри был такой, будто он попал в компанию, где никого не знает и с трудом скрывает свое раздражение.