Рядом раздался приятный голос, задавший непонятный вопрос на языке чужого мира. Дайте умереть спокойно! Открыла глаза. Надо мной склонилась голова… нет, не динозавра! Пожилая женщина: смуглое лицо, светлые волосы, морщинки вокруг блеклых, словно выгоревших, голубых глаз. Она улыбнулась - во рту отсутствовало половина зубов… Я закрыла глаза. Хочу домой!
Губ коснулся какой-то предмет… Вода! Жадно сделала несколько глотков.
- Спасибо, - поблагодарила женщину. Она отломила кусок хлеба от большой серой краюхи, протянула мне. Я тут же вгрызлась в успевшую подсохнуть мякоть. Она опять что-то спросила.
Я качала головой, жадно поедая хлеб. Неужели в этом мире я вызываю жалость? Хотя… Пусть жалеют, лишь бы кормили!
- Не понимаю, - отвечала на все вопросы. Хотя нет, один уже слышала совсем недавно!
- Улайд, - устало ответила я. - Риага!
Внезапно желудок скрутило страшной болью. Я застонала, согнулась пополам. Затем меня куда-то волокли. Я металась в бреду, стонала от боли, мне лили в рот мерзкую вонючую отраву, от которой становилось почему-то легче. Кто-то клал на голову прохладную ладонь, из которой, наоборот, лилась раскаленная лава, выжигая мозг…
Затем я очнулась окончательно. Мир уже не двоился и не распадался на части, все более и более обретая четкие контуры. Я лежала на грубой поверхности, застеленной каким-то тряпьем, и была укрыта чем-то тяжелым и грубым. Наверное, шкурой какого-то животного. Похоже, была ночь.
Пошевелилась, попыталась сесть. Тело не слушалось, словно из него высосали силы неведомые кровопийцы. Кое-как согнула руку, оперлась на локоть и, оттолкнувшись от земли, со стоном села. Где я? Каменные стены небольшой комнаты, низкий потолок, в углу слабый мерцающий источник света. Я сидела на полу на груде тряпья недалеко от тлеющего очага. Помещение заполнял слабый запах дыма, и еще пахло… хлебом.
- Очнулась? - знакомый голос из дальнего угла. Женщина приблизилась, держа в руке глиняную плошку, внутри которой мерцал огонек. Села рядом. При слабом свете старческие морщины на лице залегли еще глубже, голубые глаза казались чернее ночи. - Значит, будешь жить. Пить хочешь?
- Хочу! - ответила я, облизав пересохшие губы.
Что-о? Я не только понимала чужую речь, но еще и смогла ответить на незнакомом языке! Как такое возможно?
- Почему я говорю на вашем языке? - пробормотала я. Женщина вернулась из дальнего угла с глиняной кружкой.
- Держи…
- Вы берете воду из реки? - растерялась я. Она кивнула. О, Боже! Видела я эту реку! И зловонные сточные канавы с городскими отбросами, которые подхватывали мутные волны…
- Целитель из храма Бригиты сказал, что ты должна много пить, когда очнешься. Если очнешься…
Зажмурилась, сделала несколько глотков. Вода, на удивление, оказалась приятной на вкус, разгоняла ватную муть в голове, возвращала силы.
- Ты не говорила на нашем языке, - произнесла пожилая женщина. - Целитель из друидов решил помочь. Правда, это довольно болезненно, но ты все равно была без сознания…
- Он клал мне руки на голову?
Женщина кивнула. Я вспомнила кошмар, преследовавший в бреду: прикосновение холодных ладоней и поток раскаленной лавы, текущий из них, выжигающий сознание. Хочу видеть этого ‘целителя из друидов’! Я бы поделилась своими мыслями о его методике обучения иностранным языкам!
- Спасибо, - пробормотала я. - Ты спасла меня…
Она опять кивнула, морщинистое лицо тронула улыбка.
- Как тебя зовут, девочка?
- Марта!
- Сильное имя! Ты можешь звать меня Ниссой. Мамой Ниссой.
- Нисса, - пробормотала я, пробуя незнакомое имя на вкус. - Спасибо, мама Нисса! Сколько я болела?
- Четыре дня, - ответила она. - У тебя была пустынная лихорадка… Мало кто выживает без помощи целительной магии друидов. Вот, тебе еще оставили лекарство…
Мама Нисса поднялась и вернулась с еще одной плошкой, в которой плескалась черная густая жидкость. Я взяла ее в руки и подозрительно понюхала. Фу, гадость! Сделала глоток. Да, обоняние не подвело, и впрямь отвратительно.
- Мне бы… выйти, - призналась я. - Где здесь… - смутилась. Н-да, естественные потребности никто не отменял.
- Отхожее место? За домом, сейчас отведу тебя!
- Я сама! - попыталась подняться самостоятельно, но Нисса уже пришла на помощь. У пожилой женщины оказались на удивление крепкие руки. Опираясь на нее всем телом, словно пациент, только что переживший рецидив, я ковыляла к выходу, путаясь в подоле знакомого платья. Внезапно мысль промелькнула в голове. Я пощупала грудь, где в чашечке грязного бюстгальтера из тонких итальянских кружев хранила свое сокровище. Заветного мешочка не было!
- У меня были деньги, - пролепетала я. А может, и не было ничего? Может, все приснилось: и безумно красивый мужчина с высокомерным лицом, и рыжебородый, которого я изваляла в пыли каменной мостовой? И бешеная гонка по улицам чужого города, в которой я бежала от самой себя?..
- Друиды дорого берут за лечение, - ответила Нисса. - Пришлось заплатить, иначе ты была бы в Ином Мире…
Знакомое почти родное место!..
- Но я верну, что осталось… - продолжила Нисса.
- Спасибо! - прошептала я, чувствуя, как слезы подступают к глазам. Разве такое возможно? Кому я нужна, чтобы вот так… лечить, поить, таскать на себе?
- Почему ты помогаешь мне? - cпросила я, когда Нисса, откинув полог из грубой ткани, служащий дверью, вывела меня на улицу.
- Ты очень похожа на мою дочь Эиринн, - просто ответила она.
Когда мы вернулись в дом, Нисса помогла лечь около очага. Я почувствовала что продрогла. Ночь оказалась прохладной. Порывистый ветер продувал насквозь тонкое платье. Женщина накинула на меня тяжелое грубое одеяло из шкуры крупного животного. Когда согрелась, глаза начали слипаться, и я стала проваливаться в мир сновидений.
- Что случилось с твоей дочерью? - пробормотала я сквозь сонный дурман. - Где она?
- Эиринн умерла. Ей было тринадцать, - ответила Нисса.
- Прости, - прошептала я.
Нисса покачала головой и улыбнулась. Затем легонько коснулась моего плеча. Слезы привычно набежали на глаза, отозвавшись на чужую мимолетную ласку.
- Спи, тебе надо набираться сил!
Она потушила огонь в плошке, затем завозилась, вздыхая, на своем ложе на другой стороне очага. Но я уже спала…
Проснулась от легкого прикосновения, открыла глаза. Надо мной склонилась - Слава Богу! - Нисса. Когда мне уже перестанут чудиться монстры? На улице занимался новый день, свет проникал сквозь прорехи полога на входе.
- Доброе утро! - Нисса сидела рядом. - Мне скоро уходить, поэтому я решила разбудить тебя…
- Д-да, конечно, - ответила я, поднимаясь. Тело слушалось, хоть я и чувствовала полнейший упадок сил. Огляделась, пытаясь понять, куда же я попала, так как вчера много разглядеть не удалось.
Я сидела на земляном полу небольшого прямоугольного жилища, прислонившись к неровной каменной стене, хранящей едва заметные следы побелки. Несколько поленьев горело в очаге, дым поднимался наверх, уходил в дыру на крыше. Тряпье на полу служило постелью мне и Ниссе. В дальнем углу на грубо сколоченном столе стояла глиняная посуда и несколько кувшинов. Еще из обстановки присутствовала длинная лавка, за ней - большой окованный железом сундук. В похожем моя прабабка хранила семейные реликвии: свое свадебное платье, парадную форму моего прадеда, сгинувшего в жерновах Первой Мировой, праздничные покрывала и наволочки, что доставались лишь в редких случаях, невероятных красок расписной платок, который она одевала на Пасху.
- Сегодня праздник, Имболк (прим.ав. - 2 февраля по нашему времяисчислению), - тем временем рассказывала Нисса. - Мне надо в город успеть пораньше, место занять! Я-то всегда у храма Бригиты сижу, но сегодня там все наши соберутся, даже те, кто у Храма Лугу и Дагды милостыню просят. Толчея будет страшная, ведь народу столько придет! Не только городские, но и со всех окрестных деревень…