И тут Всеволод словно очнулся. Он давно уже забыл состояние ярости боя, для окружающих его людей он стал обычным тихим пьяницей. Но были и те, кто ещё помнил его как старшего лейтенанта Всеволода Буракова, а боевики прекрасно знали его по позывному Бур. А еще они знали, что Бур в плен не сдается и пленных не берет.
Каблук высокого десантного ботинка, пусть и старого, но все такого же крепкого и тяжелого, как и в тот день, когда его сделали, впечатался в промежность малолетнего подонка. Следом – великолепная подсечка и удар на добивание, как на тренировке.
Девицы, до этого весело ржущие и криками подбадривающие своего лидера, пронзительно завизжали. Парни, все еще стоявшие у лавки, рванули вперед, и на Всеволода обрушился град ударов. Но человек, лежавший перед ними на земле, уже не был бомжем. В кругу подростков, пытаясь подняться, сражался старший лейтенант морской пехоты Тихоокеанского флота Всеволод Бураков.
Точный удар – и противник с воем падает на асфальт, обхватив руками раздробленную коленную чашечку. Словно пружина, Бур вскочил на ноги. Еще один противник рухнул на заплеванный семечками асфальт, хрипя и пытаясь вздохнуть. Подонок не понимал, что уже фактически мертв. Смятый мощным и великолепно отработанным ударом кадык не давал ему дышать. На секунду все замерли: Бур в оборонительной стойке, девки и парни с растерянными лицами. Пауза длилась лишь доли секунды, подростки рванули прочь, бросив своих растерявшихся подруг, которые застыли в испуге.
Всеволод оглядел поле боя: двое парней мертвы, один, воя от боли, катается по земле. Всеволод подошел к лавочке и вырвал из рук девчонки пакет, заглянул, достал початую бутылку водки, свернул колпачок и начал пить.
Вот все и решилось. От двух трупов, лежавших на грязном асфальте, не избавиться. Квартиру отнимут, а ближайшие лет десять он проведет в тюрьме. Что же… все что ни делается, все к лучшему. Бур не чувствовал никаких угрызений совести, он поступил так, как считал правильным. Зло должно быть наказано. Эти подонки хотели поизмываться над опустившимся человеком, и никто бы их не осудил, если бы они его забили насмерть. Скорее всего, дело бы быстро развалилось. Прикид у парней дорогой, может, и не золотая молодежь, но и не из последних. А вот ему предстоит хлебнуть дерьма, его никто вытаскивать и защищать не будет. И скоро толпа у здания суда будет скандировать: «Распни его!»
Все вокруг наполнилось криками, двое патрульных уже бежали к нему. Всеволод ухмыльнулся и, сделав последний глоток, отбросил бутылку в сторону.
– Мордой в землю, руки на затылок! Живей, – заорал старший.
Бур послушно лег и сложил ладони на затылке. Его заковали в наручники и потащили к «бобику», который из-за лестницы не мог проехать в парк.
Водитель быстро распахнул дверцу, и двое полицейских закинули Всеволода в клетку. Дверь захлопнулась. Кое-как забравшись на лавку, Бур вытянул ноги. Выпитая водка не зацепила, тело болело от многочисленных ударов ногами – все-таки ему прилично перепало. Подонки знали свое дело, в честном бою эти уроды были нулями, но свалить и запинать кучей одиночку – это они умели.
Двигатель «уазика» завелся, и машина медленно тронулась с места. В маленьком зарешеченном окошке изредка отражался синеватый отблеск мигалки. Неожиданно машину резко мотнуло в сторону. Всеволод, лишенный возможности держаться за что-либо, влетел лбом в стену напротив. Перед глазами замелькали разноцветные круги, все куда-то поплыло…
Когда он пришел в себя, то понял, что валяется на потолке, машина явно перевернулась. Бур сел и внимательно огляделся. Кувыркнулся «бобик» неслабо, кузов сильно перекосило, дверь была по-прежнему заперта, но запор едва держал. Прильнув глазом к образовавшейся щели, Всеволод смог разглядеть высокую траву, какая обычно растет на пустырях или заброшенных полях.
– Эй, есть кто живой? – крикнул он в надежде, что полицаи живы-здоровы и просто позабыли о задержанном. Ответа не было.
Всеволод лег поудобней и подтянул ноги к груди. Пропустив их в кольцо наручников, он сделал так, чтобы руки были скованы все-таки спереди, а не за спиной. Теперь нужно решить проблему с дверью. Собравшись с силами, он нанес мощный удар, дверца дрогнула, но устояла. Бур повторил процедуру, на шестом ударе запор не выдержал, и перекошенная дверь с лязгом распахнулась. Выбравшись из перевернувшийся машины, он огляделся. Перед ним раскинулся городской пустырь с высокой травой и кучами различного мусора, который сюда стаскивали годами. Заглянув в салон, Бур нахмурился: стекла выбиты, но ни крови, ни тел – вообще ничего… И никаких следов рядом, кроме его собственных. Карабкаться на перевернувшуюся машину со скованными руками было жутко неудобно, но жизненно необходимо, и Всеволод справился с этой задачей. Выпрямившись, он окинул взглядом высокую траву, захотелось материться, причем громко, самозабвенно, с вдохновением, с виртуозностью старого прапорщика. Ни одного следа вокруг: ни человеческого, ни от самой машины… Словно полицейский «бобик» лежит здесь вверх колесами с самой весны, и трава просто выросла вокруг него.