Выбрать главу

Губ коснулся какой-то предмет… Вода! Жадно сделав несколько глотков, поблагодарила женщину.

— Спасибо.

Она отломила кусок хлеба от большой серой краюхи, протянула мне. Я тут же вгрызлась в успевшую подсохнуть мякоть.

Женщина опять что-то спросила. Я покачала головой, жадно поедая хлеб. Неужели в этом мире я вызываю жалость? Хотя… Пусть жалеют, лишь бы кормили!

— Не понимаю, — отвечала на все вопросы. Хотя нет, один уже слышала совсем недавно!

— Улайд, — устало ответила я. — Ирга!

Внезапно желудок скрутило страшной болью, и я, застонав, согнулась пополам. Потом меня куда-то волокли. Я металась, бредила, стонала от боли. Мне то лили в рот мерзкую вонючую отраву, от которой почему-то становилось легче, то кто-то клал на голову прохладную ладонь, из которой словно лилась раскаленная лава, выжигая мозг…

Потом я очнулась окончательно. Мир уже не распадался на части, все больше и больше обретая четкие контуры. Я лежала на жесткой лежанке, застеленной каким-то тряпьем, укрытая чем-то тяжелым и грубым. Наверное, шкурой какого-то животного. Похоже, была ночь.

Пошевелилась, попыталась сесть. Тело не слушалось, словно неведомые кровопийцы высосали из него последние силы. Кое-как согнула руку, оперлась на локоть и, оттолкнувшись от лежанки, со стоном села. Огляделась: где я? Каменные стены небольшой комнаты, низкий потолок, в углу — слабый мерцающий источник света. Я сидела на полу на груде тряпья рядом с тлеющим очагом. В помещении слегка пахло дымом и… хлебом.

— Очнулась? — послышался знакомый голос из дальнего угла. Женщина приблизилась, держа в руке глиняную плошку, внутри которой мерцал огонек. Села рядом. При слабом свете старческие морщины на лице залегли еще глубже, голубые глаза казались чернее ночи. — Значит, будешь жить. Пить хочешь?

— Хочу! — ответила я, облизав пересохшие губы.

Что-о? Я не только понимала чужую речь, но еще и могла отвечать на незнакомом языке! Как такое возможно?

— Почему я говорю на вашем языке? — пробормотала я. Женщина вернулась из дальнего угла с глиняной кружкой в руках.

— Держи…

— Вы берете воду из реки? — растерялась я. Она кивнула. О, боже! Видела я эту реку! И зловонные сточные канавы видела, и городские отбросы, которые смывают мутные речные волны…

— Друид из храма Бригиты сказал, что ты должна много пить, когда очнешься. Если очнешься…

Зажмурившись, сделала несколько глотков. Вода оказалась на удивление приятной на вкус, разогнала ватную муть в голове, возвращая силы.

— Ты не говорила на нашем языке, — произнесла пожилая женщина. — Целитель из друидов решил помочь. Правда, это довольно болезненно, но ты все равно была без сознания…

— Он клал мне руки на голову?

Женщина кивнула. Я вспомнила кошмар, преследовавший меня в бреду: прикосновение холодных ладоней и текущий из них поток раскаленной лавы, сжигающий сознание. Хочу посмотреть на этого «целителя из друидов»! Я уж поделилась бы с ним своими мыслями о его методике обучения иностранным языкам!

— Спасибо, — пробормотала я. — Ты спасла меня…

Она опять кивнула, морщинистое лицо тронула улыбка.

— Как тебя зовут, деточка?

— Марта!

— Сильное имя! Можешь звать меня Ниссой. Мамой Ниссой.

— Нисса, — пробормотала я, пробуя незнакомое имя на вкус. — Спасибо, мама Нисса! Сколько я болела?

— Четыре дня, — ответила она. — У тебя была пустынная лихорадка… Мало кто выживает без помощи целительной магии друидов. Вот, тебе еще оставили лекарство…

Мама Нисса поднялась и вернулась с еще одной плошкой, в которой плескалась черная густая жидкость. Я взяла ее в руки и подозрительно понюхала. Фу, гадость! Сделала глоток. Да, обоняние не подвело, и впрямь отвратительно.

— Мне бы… выйти, — призналась я. — Где здесь… — смутилась. Ну да, естественные потребности никто не отменял.

— Отхожее место? За домом, сейчас отведу тебя!

— Я сама! — Попыталась подняться самостоятельно, но Нисса уже пришла на помощь. У пожилой женщины оказались на удивление крепкие руки. Навалившись на них всем телом, словно пациент, только что переживший рецидив, я ковыляла к выходу, путаясь в подоле знакомого платья. Внезапно в голове промелькнула мысль, и я провела рукой по груди, где в чашечке грязного бюстгальтера из тонких итальянских кружев хранила свое сокровище. Заветного мешочка не было!

— У меня были деньги, — пролепетала я.

А может, ничего и не было? Все приснилось: и безумно красивый мужчина с высокомерным лицом, и рыжебородый, которого я изваляла в пыли на мостовой? И бешеная гонка по улицам чужого города, когда я убегала от самой себя?..