- Вы хотите сказать, что обыкновенный комар, живший двадцать тысяч лет назад мог быть переносчиком смертельных инфекций для человека?
- Не для всякого человека, поймите. Ведь это мы пришли в тот мир. Мы тешили себя надеждами о том, что со своими пистолетами и автоматами можем избежать опасности быть съеденными крупными хищниками... Но, как оказалось, мы сами оказались беззащитными перед обыкновенными комарами. Наша иммунная система сыграла с нами же злую шутку... По этой причине, в первый же день пребывания в ЗОНЕ ученым пришлось установить карантин в пределах полевого лагеря.
- Но ведь вам приходилось выходить за пределы того лагеря? - все не унимался тучный журналист. - Как же вы это делали?
- Нам всем приходилось одевать костюмы со специальной защитой, - произнес Силезнев. Он выпил воду из стакана, негромко кашлянул, потом вытащил из кармана пиджака салфетку и прикоснулся ею к губам. - Понимаю, что кто-то из вас может сказать, что работать в них крайне неудобно, даже невозможно. Да, тяжело. Но, видите ли... У нас не оставалось иного выбора. Как оказалось, даже воздухом, насыщенным кислородом в той мере, как это было двадцать тысяч лет назад, мы долго не могли. Приходилось ограничивать во времени наши передвижения вне ЗОНЫ карантина.
Ведущий, что-то пробурчав в прямой эфир, перевел разговорное устройство на второй уровень, к миловидной девушке, с силой вдавившей кнопку вызова в панель.
- Газета "Кристалл", - произнесла она, - Вопрос к Шерману. Вы говорите, что вашей группе так и не удалось наладить контакт с дикарями. Скажите нам, что послужило тому причиной?
- Причин было множество. Главной из них, подозреваю, было их недоверие нам. Не знаю почему... Подозреваю, что человек того времени просто испытывал недоверие ко всему ему незнакомому, малопонятному. Наша одежда, наш язык, наши жестикуляции воспринимались дикарями как нечто потенциально опасное для них самих. За редкими исключениями они предпочитали держаться от полевого лагеря подальше. Были, помнится, моменты, когда у нас имелись серьезные основания опасаться за свои жизни.
- Расскажите?
- Позвольте о том умолчать. Не столь уж радостные то воспоминания...
- Но разве вам нечего было предложить тем людям, чтобы заслужить их расположение? Ведь были же у вас какие-то безделушки, которые могли привлечь внимание тех дикарей?
- Проблема в том, милая девушка, что нам просто нечего было им предложить. Наша еда, дешевые украшения, пластмассовые ножи и вилки этих примитивных людей практически не привлекали. Возможно, все сложилось бы по другому, если бы не стечение обстоятельств. Но не забывайте, что мы наткнулись не на основное стойбище, а на стоянку охотников, то есть людей, среди которых не было женщин, стариков, или детей. А что может предложить современный человек первобытному охотнику? Лекарства? Оружие? Абсурдно думать, что первое они не употребили бы во вред себе, а второе - во вред нам. Вы, конечно же помните анекдот про обезьяну с гранатой... Вот такие вот дела... Как оказалось, дикари видели в нас всего лишь чужаков...
Александр Владимирович хмыкнул и задумчиво повторил:
- Всего лишь чужаков...
- Можно ли полагать, в таком случае, что ваша экспедиция закончилась безрезультатно?
- Я бы так не сказал. Мы прожили в той агрессивной среде больше двух месяцев. Мы приобрели бесценный опыт выживания в экстремальных ситуациях. Мы...
Он замолчал, поймав себя на мысли о том, что хочет сравнить тот первобытный, не изгаженный еще человеком мир с чем-то, несущим потенциальную угрозу современным, привыкшим к комфортной, сытной жизни людям. А потом ужаснулся от собственной догадки.
Снова луч от одного из прожекторов переместился из одного угла в другой. Шерман, ослепленный ярким светом, скользнувшим по кинокамерам, столам, людям, сидевшим перед ним, в зале, закрыл глаза ладонью и зажмурился.
Неожиданно для него самого, из глаз Александра Владимировича, потекли слезы. Слезы, это не страшно. Страшнее ему показалось жить с осознанием своей принадлежности к технологическому обществу, обратившему природу на службу собственным потребностям, обреченному сгинуть в небытие по причине собственной глупости и необузданных всеразрушающих страстей.
- Я не знаю, - прошептал Шерман, - Не знаю, как вам это объяснить... Мы были там чужими... Совершенно чужими, вы понимаете? Тот мир не принял нас. И прогнал.