Наташа ушла в декретный отпуск. Она бы еще работала, но сначала Стася, а за ней и родители Наташи, и Валера со своей невестой стали наперебой ее уговаривать:
— Уйди ты с этой работы! Мало ли, волнение какое, перенервничаешь. Что для тебя важнее ребенка? Мы все его ждем.
Так они давали понять, что Наташа на свете не одна и что они все ее очень любят. Своей любовью пытались извести грусть из ее глаз.
А она и сама не знала, чего вдруг затосковала. Вроде уже все для себя решила: ее встреча с Валентином была ошибкой. Следствием неумной шутки. И даже странно, что шутка имела такие неприятные последствия: сломанную судьбу одного и одинокое материнство другой.
Подумала так и не согласилась с собственными выкладками. Что значит — сломанная судьба? Разве не была она таковой до того памятного дня рождения? Что же, теперь Наташе взваливать на свои плечи еще и ответственность за судьбу Валентина? Из-за той недели, что они прожили вместе?..
Надо сказать, счастливой недели. Как быстро она пролетела. Но могла бы Наташа положить на весы ее и, например, три года, что она прожила с покойным мужем? Уравнялись бы эти две чаши? Почему она вдруг вспомнила Костю? Неужели теперь сквозь завесу времени ее жизнь с ним видится не такой уж и счастливой?
Что-то она постоянно все взвешивает. Постоянно представляет себе жизнь в виде этих самых чаш. Но вот ведь в чем вопрос: что именно взвешивать. Если только чистый вес, тогда понятно. Можно на одну чашу положить корову, на другую лошадь и говорить о ценности этих особей в зависимости от живого веса. А можно взвешивать полезность и необходимость для жизни того или иного животного, и получится совсем другое мерило.
Нет, права оказалась ее бывшая подруга Тамара. Точно такого, как покойный Костя, искать вовсе не обязательно. Второй муж вполне может походить, например… на Алексея, который до последнего времени, будто невзначай, заглядывал к ней в салон, приносил цветы и молча смотрел в глаза: не передумала ли? То есть жизнь у нее складывается на зависть…
Тогда почему она так злится, так нервничает? Кто этому виной? Теперь уже сам Валентин. Из-за того, что не поехал за ней, не стал ничего выяснять, а просто махнул рукой и без сопротивления пошел на дно.
Наташе остался месяц до родов. За это время она успела получить главный приз на городском конкурсе визажистов.
В городскую администрацию начальником департамента культуры пришла молодая энергичная женщина, которая, кажется, обожала устраивать всяческие конкурсы. По мнению Наташи, правильно делала.
Проходили конкурсы без особой помпы, призы и подарки были не слишком дорогие, но жизнь в городе всколыхнули. Мастера творческих профессий перестали чувствовать себя забытыми и обездоленными.
В самом деле, давно пора было вспомнить о парикмахерах и швеях, о косметологах и хореографах. Да мало ли в городе имелось людей, настоящих виртуозов своих профессий. Почему бы не упоминать их почаще? Город должен знать своих мастеров.
Правда, Наташа на конкурсе старалась затеряться в толпе по причине своей сильно изменившейся фигуры, которую уже не скрывал умело сшитый джинсовый сарафан.
Конечно, на вручение приза ей пришлось выйти, и то ли потому, что присутствующие в самом деле высоко оценили ее работу, то ли одобряли мастера, которая старается не только достичь высоты в своей профессии, но и не забывает о своем предназначении продолжательницы рода, но ей долго аплодировали всем залом.
Примерно спустя две недели после конкурса у нее состоялась встреча с человеком, о котором Наташа старалась забыть. И думала, что никогда больше его не увидит. Вернее, ее.
В тот день Наташа гуляла по улице. Она была уже на девятом месяце. А если точнее, через две недели должна была родить.
Она бездумно смотрела на заросшие оранжевыми лилиями клумбы перед дворами частных домов. Эти лилии помнились с детства. Но тогда их было неизмеримо меньше, а сейчас мало кто ухаживал за цветочными грядками перед дворами, потому лилии разрослись и теперь представляли собой высокий оранжево-зеленый ковер, охотно кланявшийся легкому летнему ветру.
Дом ее родителей стоял в одном из самых тихих кварталов города. Правда, и его уже со всех сторон стали поджимать высотные дома.
— Ничего, — говорила мама, — на наш с отцом век хватит, а вы уже будете жить как все, в каменных клетках.
Некоторые прежде маленькие тихие улочки уже становились магистралями, и теперь мимо невысоких домишек мчался поток троллейбусов и машин.
Недавно брат Валера, на минутку заскочивший к родителям, со смехом рассказывал о том, как один из его знакомых боролся с таким потоком. Якобы он каждый вечер, едва смеркалось, ходил по новому шоссе и разбрасывал металлические шипы. Первое время то тут, то там можно было увидеть стоявшие со спущенными колесами машины, а потом легковушки стали объезжать этот район.
Наташе не верилось в то, что проблему шума от проезжавших мимо окон машин можно решить так просто, но если даже это народный фольклор, то, похоже, цивилизация достала до печенок бедных частников.
Она еще помнила деревянные столбы, на которых вешали электрические провода, а теперь столбы повсюду высились монументальные, бетонные, и как дань времени — с листками объявлений на каждом.
Теперь Наташа шла и машинально прочитывала мелькавшее чаще других: «Требуются девушки без комплексов!» Это проститутки, что ли?
Ей даже попалась невысокая пожилая женщина, которая с остервенением срывала одно из таких объявлений.
Заметив, что Наташа смотрит на нее, женщина стала оправдываться:
— Это же надо, бесстыдство какое! А у меня внучка, чистая, наивная девочка, именно с комплексами. Но хочет от них избавиться, понимаете? Чтобы быть как все. А тут дяди добрые, готовые помочь!
Наташа кивнула ей как доброй знакомой и пошла себе дальше, посмеиваясь. Ромка у нее в животе уже вовсю толкался, и она, прогуливаясь, разговаривала с ним.
Наверное, потому, уйдя в себя, она не сразу заметила, что у калитки родительского дома ее кто-то ждет. Вот тогда она и увидела Тамару. И даже не сразу поверила, что это она. Что бы ей делать здесь, у дома Селивановых? Ничего в нынешней жизни Наташи не связывает ее с Тамарой. Никоим образом линии их жизни больше не должны были пересекаться.
Но Тамара ждала ее, сидя на лавочке. Так непринужденно разбросав руки по спинке и закинув ногу на ногу. В белом полотняном костюме, явно дорогом, с какой-то сногсшибательно модной сумкой.
— Наташка, привет!
Она даже руки разбросала в стороны, словно Наташа должна была немедленно броситься к ней в объятия. И когда ничего подобного не произошло, Тамара вроде удивилась:
— Ты чего, до сих пор на меня дуешься? Все давно закончилось к обоюдному удовольствию, не так ли? Я вышла замуж за мужчину, которого любила.
— А я ношу ребенка от мужчины, которого любила. Всем сестрам досталось по серьгам.
— Ну, какие твои годы! Встретишь еще хорошего человека. Вот только с ребенком тебе будет сделать это трудновато.
Она задержала взгляд на животе Наташи, как будто только теперь его увидела.
— Но ты знаешь, это дело поправимое. Я тебе могу помочь в память о нашей былой дружбе.
Она говорила развязно и напористо, с милой улыбкой, но Наташа хорошо знала бывшую подругу и уловила за всеми ее речами неуверенность. Ну да, что-то ей нужно было от Наташи, и она боялась, что та даже не захочет ее слушать. Прогонит.
Но теперь Наташе и самой стало интересно, что же привело к ней бывшую подругу…
— Кстати, — спросила она, — как теперь твоя фамилия?
— Кузьменко, — сказала Тамара, — а что?
— Да так, на всякий случай, а то я по привычке все Пальчевская да Пальчевская.
— Ого, вот так, даже целых два раза? Это в связи с чем же ты меня вспоминала?
Она подвинулась на скамейке, уступая место Наташе, но та осталась стоять перед ней, никак не способствуя душевности предполагаемого разговора.