— Увидимся, — он лёг, потрогал мокрую от крови повязку и достал из кармана булавку, что снял с груди той, что ему всё равно не забыть.
Анна Непокорная, улыбнулся он.
Та, что никогда не сдаётся.
Глава 17. Анна
Она стояла на кладбище, глядя на безжизненное, бледное лицо Ригго и кроме этого любимого лица больше ничего не видела.
Всё остальное сейчас было неважно. Этот дождь, что оставлял на его красивом лбу мелкие капли, в её жизни ещё случится сотни раз. Эта осень, что наступила так внезапно, для неё ещё наступит. Все эти люди, что стояли безмолвно и сиротливо. Все они живы, все они ещё будут. А Ригг — нет.
Больше никогда она не увидит его зелёных как морская вода глаз. Этот рыжий пушок на его щеках, что он не сбривал, чтобы казаться старше, никогда не станет настоящей густой щетиной. Никогда не осветит его застывшее лицо счастливая и так идущая ему улыбка. Эту упрямую ямочку на его мужественном подбородке… никогда… И эта ранка на его губе, что не успела зажить, никогда уже не заживёт.
Анна закусила свою губу, чтобы снова не разрыдаться. И не смогла, когда подошла её очередь прощаться.
Не смогла она и вслух сказать того, что предназначалось ему одному, когда вокруг было столько народа. А ей так много, так бесконечно много всего надо было ему сказать…
"Я надеюсь. Я очень надеюсь, что ты меня слышишь, Ригг, — положила она в гроб ту самую вышивку, что так ему раньше и не подарила. — Для тебя уже не выпадет первый снег. Но может, там, где ты сейчас, ты посмотришь на эти сосны и вспомнишь обо мне. Не зло. Не с раздражением. Не с обидой. Вспомнишь с любовью, что и я всегда буду хранить в своём сердце. Я люблю тебя, Ригг. Я не хочу говорить тебе "любила". Потому что люблю. Потому что всё равно буду тебя любить. Так долго, как только смогу. Прости меня, — коснулась она его ледяной, словно восковой руки. — Пожалуйста, прости. Может быть, я не заслужила твоего прощения. Я пойму. Но клянусь, будь у меня второй шанс, я отдала бы всё, чтобы ты жил. Отдала бы свою жизнь за твою. Но мне было не суждено. Прощай, мой добрый, мой ранимый Ригг. Надеюсь, тебя ждёт лучшая жизнь, — всхлипнула она, уже ничего не видя от застилающих глаза слёз. Но поспешно вытерла их, чтобы посмотреть на его лицо ещё раз. Наклонилась, прижалась губами к каменному и уже такому чужому лбу и, сделав шаг назад, бросила последний взгляд на его плотно сомкнутые губы. — Прощай!"
Анна уткнулась в тётину грудь, и они обе вздрогнули и зарыдали в голос, когда застучали молотки, забивая крышку. И когда первые комки земли с грохотом упали на опущенный в могилу гроб, Анна не обернулась.
Она не могла видеть его там. Она не хотела думать о том, что он теперь там. Хотела верить, что он жив, только уехал далеко-далеко.
Когда хоронили отца тоже шёл дождь. И тогда она тоже отвернулась. И тоже представила, что отец уехал, хоть и знала, что оттуда не возвращаются.
"Казалось, так много времени прошло, — покачиваясь в экипаже, что вёз их с кладбища в Арате обратно в Пелеславию, Анна смотрела на свои больные усохшие пальцы, спрятанные в перчатку. — Что-то каждый день происходит, радует и огорчает, обнадёживает и тревожит, гневит и печалит, — вдохнула она. — А по сути словно ничего и не происходит. Мы живём от похорон до похорон. Мама. Потом отец. Теперь Ригг… Свет. Забота. Любовь… Я похоронила всё".
Анна не помнила, что было после похорон. Всё было вязко, сыро и как в тумане, а она не хотела избавляться от этого спасительного тумана. И не думала, что будет потом. А зачем? Знала, что будущее и само настигнет её слишком быстро.
Она слышала, что Бесс выжил и почувствовала маленькое, но облегчение. Оплакивать их обоих ей было бы не по силам.
Видела, что коронесса прислала сьеру Оланду старшему соболезнования и не поверила в их искренность.
Несколько дней она обдумывала своё решение и всё же рискнула озвучить его тёте, как раз в тот день, когда явился не запылился Марлок. Пока он переодевался с дороги, Анна спустилась в гостиную.
— Я хочу вернуться обратно в Пансион, — безумно устав от всяких расшаркиваний и лишних слов, сказала она Сантивере, вновь нацепившей свой траурный чепец и, как и Анна, целыми днями теперь сидящей у камина в пустом безлюдном доме в каком-то оцепенении.
— Хочешь принять обет? — подняла та на Анну пустые, словно вылаканные до дна глаза. — Уйти в монахини?